2) «Вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть еже бысть» (Ин. 1, 3)

 

Изобразив Божеское естество Слова, как оно есть в Пресвятой Троице, святой Иоанн указывает и на Его Творчество и переводит нас от созерцания безначального Троичного Божества к созерцанию того, как от Безначального получили начало все твари.
«Вся Тем быша». Этим то же сказано, что и у апостола Павла: «яко Тем создана быша всяческая, яже на небеси, и яже на земли, видимая и невидимая, аще престоли, аще господствия, аще начала, аще власти: всяческая Тем и о Нем создашася» (Кол. 1, 16). Или в другом месте: «Ты, Господи, землю основал еси, и дела руку Твоею суть небеса» (Евр. 1, 10). Или еще: «но нам един Господь Иисус Христос, Имже вся» (ср.: 1 Кор. 8, 6).
Творить, давать бытие может только Тот, Кто Сам, по естеству, есть Сый, — Бог безначальный и бесконечный. Но чтоб опять не подать повода отделять Его от Отца и Духа Святого, святой Иоанн, углубляя мысль о Божестве Слова, прибавляет: «и без Него ничтоже бысть, еже бысть». Ни одна тварь не получила бытия без Него, помимо Его, без участия Его (Святой Иларий в трактате о Троице). Сын Божий есть Творец не особо от других ипостасей Божества, но единодейственно с Ними. Бог Слово все сотворил в общении единого Божеского творческого естества со Отцом и Святым Духом. Действия Божества вовне суть действия трех ипостасей неразделимые. Посему Творец Отец, Творец Сын, Творец Дух Святой, а не три Творца, но един есть Творец, по единому творческому действию Божества. Изображая это в одном изречении, пророк Давид поет: «Словом Господним небеса утвердишася, и духом уст Его вся сила их» (Пс. 32, 6). Немощная мысль наша, созерцая в тварях всемогущество, готова относить его к Богу Отцу, созерцая премудрость, готова относить ее к Богу Сыну, созерцая жизненность, готова относить ее к Богу Духу: но здравое исповедание не смеет различать в деле творения особых актов Божеских ипостасей, а верует, что творение есть дело Бога, в Троице поклоняемого, нераздельное. Сын и Дух Святой не содействователи Отца в творении, а единодействователи с Ним нераздельные. Единым актом Отца и Сына и Святого Духа совершилось творение всего. Посему в творении нет следов, которые отражали бы особые действия ипостасей: но есть резкий след, указывающий на Триипостасность. Это повсюдная, чрез все степени тварей проходящая, тройственность. Три мировые силы: свет, теплота, тяжесть; три планетные: электричество, магнетизм, химизм; три стихийные седалища этих сил: воздух, вода, земля — и три отдела тел неорганического царства; три отправления в растениях и три их главные отдела; три отправления в животных организмах, поверх трех растительных; три части в человеке: дух, душа и тело, и по три отправления в каждой; и об Ангелах ведомо, что у них есть три главные степени, из которых каждая опять делится на три. Эта тройственность не есть ли свидетельство Триипостасности Бога Творца?
Что подвигло Бога на творение? Бог Триипостасный, как полнота бытия и совершенств, все доволен Сам в Себе и всеблажен, никакой ни в чем нужды не может Он иметь, потому что все имеет. Если же Он подвигся на сотворение мира и всего, что в нем, то совершил это не по какой-либо необходимости, а по совершенно свободному изволению Своему, «по благоволению хотения Своего» (Еф.1, 5). О понуждении вовне здесь и речи быть не может. Если же была бы какая необходимость внутренняя, в роде какой-либо потребности Божеского естества, так, чтобы Творчество было неотъемлемым существенным свойством Божества, тогда акт творения надо было бы признать безначально или присно действующим в Боге, а творение совечным и собезначальным Богу, чего нельзя допустить.
Сотворением сего необъятного для нас мира ничего не прибавилось к Божественной полноте и ничего от нее не убавилось. Между тем, однако ж, мир не чужой Богу, а Свой Ему. Благоволение благости, давшее начало миру, лежит в основе и продолжения бытия Его. Выражением этого есть всевозможное облаженствование тварей, которое составляет основную идею строя мира и основной тон движения явлений миробытия, с физической и нравственной его стороны. В этом цель промыслительных действий Божиих, которую указывает вера и к ясновидению которой, хоть и безуспешно пока, стремится ум, не теряя, однако ж, надежды на успех. Для этого надо сквозь видимое прозреть в невидимое; видимое же останавливает и преграждает путь зрению, — оттого все и темно. Только одна вера крепко верит, что наконец все явится в свете полного совершенства и блаженства.
Она же, сочетавая этот чаемый конец с началом, видит предначертание всего сущего и бывающего в первоначальном плане мира. Когда и как в вечном предначерталось все временное и потом осуществилось, это — тайна Божия. Но оно было предначертано, и что теперь есть и бывает, — есть и бывает по тому предначертанию. В этом и премудрость Божия. Премудрость же Божия сама говорит о себе у Премудрого: «Господь стяжа мя начало путей Своих в дела Своя: прежде век основа мя, в начале, прежде ниже землю сотворити»; и потом прибавляет: «егда готовяше небо, с Ним бех, егда крепка творяше основания земли, бех при Нем устрояя. Аз бех, о нейже радовашеся, егда веселяшеся, вселенную совершив» (ср.: Притч. 8, 22—23, 27, 29—31). Таким образом, и начало, и продолжение, и совершение творения — все по премудрому предначертанию, прежде век положенному. Когда, окончив творение, Бог сказал: се «вся добра зело» (ср.: Быт. 1, 31) — это значило, что все вполне соответствует премудрому плану и намерениям Божиим. Положить эту печать одобрения на все бывающее или на движение миробытия еще не пришло время. Только всевидящее око Божие видит, как все направляется к тому, чтобы в конце всего движения изречено было: се «вся добра зело», чтобы всеми было это узрено и исповедано, — и это будет. Как бы хотелось уму все это постигнуть и определенно выразить! Но это не дано ему. На языке человеческом и слов нет для выражения того. И Откровение молчит, малое нечто сказывая из этой сокровенности тайн Божиих. Прими же то вседушно и, довольствуясь тем теперь, ожидай полнейшего разъяснения в будущем.
Сообразив все известное нам о начале мира и от начала мира доселе, можем удостоверительно сказать, что вещественный мир предназначен быть поприщем развития разумно–свободных тварей, подлежа и преобразованию, вместе с возведением их на высшие степени совершенства. Разумно–свободные же твари предназначены ко богоподобному совершенству и, вследствие того, к живому богообщению и всестороннему блаженству; но так, что это предназначение должно быть достигаемо чрез борьбу с испытаниями на пути к этой цели. Ограниченной разумно–свободности иначе нельзя установиться в начале богоугодного добра, как опытами борения с тем, что может уклонять от них. Борьба — средство; но как она стоит напереди, то становится целию ближайшею, за которою видится дальнейшая, последняя. И можно сказать, что эта борьба служила нормою для устроения мира и мироправления. Все направлено к тому, чтоб разумно–свободные твари могли устаивать в борьбе с противностями. Не в том воля Божия, чтобы не было противностей для тварной свободы, а в том, чтобы она могла устаивать против них, как бы они сильны ни были. И вот по всему пространству мира идет борьба, в текущий период миробытия. И первозданные, вскоре по сотворении, встречаются с борьбою, а в мире духов она была прежде того. С тех пор доселе и отселе до конца мира все будет борьба. Заключительный акт ее предуказывается в следующих словах: «побеждающему дам сести со Мною, побеждающему дам венец» (ср.: Апок. 3, 21; 2, 10) — и прочее и прочее. Борись же, не мечтая о покое, пока есть в тебе дыхание жизни, взирая на великое мздовоздаяние.
Прародители наши, как только введены были в жизнь и начали действовать, тотчас встретили брань и борьбу. Они не устояли; но, если б и устояли, брань не прекратилась бы, а сопровождала бы их шаг за шагом, — сопровождала бы и их потомство. По падении изменился только образ брани, и в пособие борющимся потребовались чрезвычайные Божий действия и учреждения; существо же жизни или задача жизни человека осталась одна и та же: борись. Борись тем охотнее и ревностнее, что, для успеха тебе в этой брани, Сын Божий воплотился и пострадал. По Апостолу, еще прежде сложения мира избран ты к этому, потому что избран к святости и непорочности, не мыслимые без борьбы (см.: Еф. 1, 4—5).
Так, все у тебя от Господа: и сотворен ты Им, и искуплен, и всыновлен, и к вечному блаженству призван, и способами снабжен к достижению его. Возлюби же Его и предайся Ему всей душою твоею, всеми помышлениями твоими и всем сердцем твоим и работай Ему, не щадя живота.