Слова, что не от Бога, не приму.
Став спикером, гонцом у злого клана.
Семь раз отмеряв, меряю восьмой.
Что бес умеет притворяться мною.
Кто сеет в душу ложное горенье.
Где – вдохновенье, где – запал бесовский.
Я вижу мир: в мажоре и в миноре.
А через день – печалюсь и страдаю.
Имею право, волю и желанье.
Но спектром искушений ум польщён...
Вор методично совершал подкоп.
Придёт, чтоб наши души обокрасть...
Как кость - собакам, он нам бросил страсть.
Он в фокусах таких поднаторел.
Так жаль себя - болят сердца от стрел...
Как Сам Господь на них смотреть велел.
Указанные Господом пути.
Все страхи мы вольны перекрестить.
Из наших душ. Бог верен - в малой рыбице
Найдётся Им обещанный статир...
Подозрения зреют. Дозрею ли я до прозрения?
У него освежающий, мятный и запах, и вкус.
Те, кто начал умнеть, не вдаются уже в словопрения.
Но мой бич – нетерпенье, и я не сдаюсь. И вдаюсь.
За небесное пенье – безумных хулений поток.
Жизнь тебя очень жёстко кантует, чтоб сбить перекос.
Полоса неудач полагает смиренья почин.
Что немыслимо вновь водружаться на трон после них.
Но отчаянье – это не наш, а бесовский удел.
Его Воля. Он каждому домик в Раю приглядел...
Что от ю̀на страстями болеем.
Попадаешь в мучительный бред.
Чувства к свету зовёт из гробов.
И не день, и не год, а поболе...
Увидала ежей сегодня. И сразу – трёх!
Убегать от моих приветствий назад к убежищам.
Чтоб с людьми не столкнуться, гуляют они в ночѝ.
Нам преследовать их и знакомиться с ними нѐзачем.
Но ведь в памяти их лишь колючки мои останутся...
Я решила: столкнусь с ежами - так обойду.
Беспокойство - стихия всех прочих неистовей.
Вот опять надо "думать - здоровью вредить"...
Надоело. Доело меня до огрызочка
Самоедство, всё той же гордыни дитя.
Презирая, свой дух добивая в страстях.
Это самое то. Бесы тявкают: "Ишь чего!
Я на это теперь всё трезвее гляжу...
И всей тьмою надеются - не залижу.
Приобщать себя к страху, тоске и грехам.
Предаю я себя, оскорбляю насмешками...
Я покаюсь - Он тут же придёт, не замешкает.
Моя воля свободна. Грешил ли я исподволь?
Сам суди меня, Боже - Ты Милостив, Благ.
Не впервые... А впрочем, похоже, что так...
Те, кто был близок, отраду тогда обретали.
Тех, кто уныл – ободрю развесёлым напевом.
Что не болею я завистью, похотью, гневом.
Что проявились все страсти, дремавшие в сердце.
Я с каждым днём раздражительней и бестолковей...
Тем, кто в плену категорий «доходы - расходы»?..
Из мрачной она вдруг становится яркой, цветной...
В ней действует Бог, а не фатум играет со мной.
Как «рок, неизбежность, судьбу» - в дневнеримском ключе.
Нет, доводы эти сколь пафосны, столь же избиты.
Мол, «звёзды диктуют судьбу». Только с ложной орбиты
Хочу я сойти – поднебесье вдали от Небес.
Ломаю, меняю, включаю в Божественный план.
И деланье это – нелёгкое и дорогое...
Войдёшь в эту радость, и «выйдешь, и пажить найдёшь».
Я знаю, Господь её может взрастить, укрепить.
Из разных средств подручных.
И цели заменить.
Сам Бог нас наделил.
Взгляд – ледяная стенка.
Обжечь нас норовит.
Уже не видит цели.
Во всём, в чём «преуспели».
А идолов – разбить бы нам.
И над тобою, и надо мной...
Царство Христово, как Отчий дом.
Та, что с рожденья сокрыта в нас.
Вновь на поруки, на борт берут.
Бог совершает великий труд.
Не обесплодеть, не опреснеть.
Бурю и шторм претворит в покой.
Промысел Божий над всеми нами.
Ведь Истину нельзя вместить в словесный блуд.
Но мо̀рок праздных слов они ещё пробьют.
За каждое из слов ответим в день Суда.
«Да» означало «нет», «нет» предваряло «да».
О том другим – ни-ни, чтоб не попасть впросак.
Доверчивостью впредь свой путь не омрачим.
Граница - на замке, по проволоке – ток.
Ведь в карнавале лжи он так скучал по ней.
Высокопарный слог останется для од.
Хоть все мы чуда ждём, оно – не спецэффект.
Лишь Бог укажет путь, где чудо нас найдёт.
Научимся – поймём значенье «Да» и «Нет».
Странно лишь то, что со мною другим очень плохо.
Слёзы чужие стучат в мою стену горохом.
Те же, кто мил, появляются редко и метко.
Подвигов, нудных трудов или просто вниманья.
Вдруг ещё мысли собьются, сорвётся дыханье.
Чтобы заткнуть свою совесть – пришло уже время.
Но я никогда не задам тебе этот вопрос.
Тем паче - опасно жить чьей-то судьбой на износ.
Мой дом – моя крепость. Тебе я желаю того же -
Так легче, удобней, так сводятся риски к нулю.
Все люди ранимы. Но я больше ран не терплю -
Учтивый мой тон любопытных не раз отбривал.
Чтоб мир мой немирный в твою повседневность не вторгся.
Немало мельчайших трагедий списала война.
Нам память, как разум и воля, во благо дана.
За пагубной, ложной мечтой от земли воспарять.
Они прославляют Любовь, ведь причастны к ней сами.
А я – среди тех, кто гордыню пока не сломил.
Прошенье о каменном сердце смиренно вознёс...
Мне там неизвестно ни время, ни пункт назначенья.
И стану спокоен и весел, и счастью открыт.
Я эту задачу рискую неверно решить.
Мне надо заведомо свериться с Божьим решеньем.
Лишнее, чужое, неполезное.
Те, кому я молча соболезную.
Без меня найдут дорогу верную.
Над людскѝми душами проводится.
Жизнь – не поле в маках, а ристалище.
Эту данность принимать приходится.
Наше ежедневное сражение.
С каждым разом рвётся самомнение.
Требуя у неба сатисфакции.
Где шестки, что Богом нам назначены.
Чью-то немощь и глупость я великодушно прощу.
В пантеон своих слабостей зрителей не допущу.
Чем у тех, кто намерен сочувствовать мне свысока.
У меня под контролем реакции, вплоть до зрачка.
Очень тонко шутить и легко, со значеньем, молчать.
Да, мой спутник – успех. И в общественной жизни, и в личной.
Даже отблеск тоски не мелькнёт в глубине моих глаз.
Я над собственной болью, как волк, без свидетелей вою.
Над чужою – извольте, поплакать могу хоть сейчас.
Мне комфортно так жить – без тепла, на не тающей льдине.
Не нуждаться ни в ком, но порою к иным снисходить.
Гордых лечит лишь Бог. Это высшая степень гордыни -
Наші душі, мов сніжком.
Бо її вже не чекають...
Типу кави з молоком.
Тільки зрідка, дуже зрідка...
Побутові і прості.
У пустельній самоті.
В гірше вірить повсякчас.
Як ховають від людей.
Очі... Та зоря північна,
Любви своей, любви чужой.
В ком не нашла приют обида.
Вдали от драм, потерь и бедствий.
Что в теле теплятся покуда.
Коснувшись чьих-нибудь ланит.
Нам проще ехать мимо чуда.
Предпочитаем ровный тон.
И обязательств груз пугает.
Процентов, видимо, на сто.
И всяк чужой замес ругает.
Для нас и есть крестоношенье.
Нам одиночный карцер – благо.
А Милость ждёт от нас прошенья...
Спасибо тебе за вниманье к беде моей.
И мне от того… нет, не легче, ещё больней.
Снисходишь, как врач – к болящим, как царь – к рабам.
К изжаждавшимся и потрескавшимся губам.
Надеешься на благодарность – навек, по гроб.
Ведь я пренебречь не рискну столь прекрасным шансом.
Тогда Сам Господь убедится, что ты не сноб.
Довольство собой излучает твой чистый взор.
Но знаешь, любовь – это нечто совсем другое.
Любил я когда-то – живу этим до сих пор.
Но я никогда не посмею о том жалеть.
И день ото дня продолжало в груди теплеть.
Возможность давать, и делиться, и множить свет.
За труд твой, усилия, хлопоты – мой поклон.
Ведь ты в моём горе – как в лавке посудной слон.
Хоть смотришь в глаза, но повёрнут ко мне спиною.
И всё же: любовь - это нечто совсем иное.
Рисковать полумёртвой синицей, зажатой в руке.
Ведь пассивность моя так похожа порой на нирвану.
Если ж выберу путь, то идти предпочту налегке.
Да, я ем, что хочу. И когда захочу, просыпаюсь.
Крайне узок и прост круг моих повседневных забот.
В том, что спать, в том, что есть, а в итоге – и жить не даёт.
Мой законный покой отчего-то меня беспокоит.
В неё какая-то фальшь, очень тонкий и нежный обман.
Многотрудной Рукой в клѐймах незатянувшихся Ран.
Уязвит меня стыд и прозренье сразит наповал.
Тех, кому вдруг не станет нужды ничего объяснять.
Чтоб не выдохся я раньше времени, чтоб не отстал.
Крест бы мне помешал – он был груб, был тяжёл, неотёсан.
У меня не возникло бы ропота, даже вопроса.
Он под фикусом, в кадке. Хотел бы найти – не найдёшь.
С констатацией факта, что гордость – не сила, а страсть.
Заплатки
«ТЫ «выкроишь заплатку
Из собственного сердца»?!
ТЫ «вылечишь, заштопаешь моё»?!
Быть добреньким в припадке -
Вершина изуверства,
И мне претѝт подобное враньё.
Нет, не подозреваю -
Я прямо прозреваю
Мотивы настоящие твои.
Как хлам, перебираю,
В корзину отправляю
Дела твоей неискренней любви.
Те, кто играют слабо,
Невовремя вступают,
Пусть лучше не терзают инструмент.
Пусть писари из штаба,
Что пороху не знают,
Не рвутся в бой в ответственный момент.
Нам ближе виртуозы,
Отважные комдивы.
И любящие, чистые сердца -
Их жертвы так серьёзны,
А речи так правдивы,
Что веришь им с начала до конца.
Конечно, мы дождёмся
Людей прекрасных этих,
Чтоб помощь от достойнейших принять.
Торжественно клянёмся
Прославить и воспеть их,
И их пример высокий перенять!»
…Мы смотрим напряжённо
На строчку горизонта,
Порой возводим взор за облака.
А в ране, воспалённой
От давности и понта,
Всё так же не хватает лоскутка…
Когда ж дойдём до точки,
Под гнётом бед глобальных
Склонится нашей гордости глава.
И жалкие кусочки
Сердец неидеальных,
Нелепые поступки и слова
Окажутся так впору,
Придутся очень кстати,
Ведь станет нам неважен их мотив.
Нет в милостях позора,
За них никто не платит,
И нам придётся взять, не заплатив.
Заплатим мы заплаткой
Из собственного сердца,
Когда закроем ею чью-то брешь,
И спросим: »Ты в порядке?
Ну, заходи погреться…
И скорбь свою, и боль свою утешь.»
Бог Жив. Он веру дал мне -
Есть времена и сроки,
А Промысл Божий кто из нас постиг?
Из циников недавних,
Холодных и жестоких,
Он выкроит заплатки для других…
Тошно
Тошно, так тошно, что хочется спать всё время…
И человечество, в общем и в частном, злит.
Если судить по наличию искр - я крѐмень,
Если судить по количеству жертв – пластид.
В стену упёршись, виню я в своей непрухе
Тех, кто счастливо живёт за моей стеной.
Скройтесь, болезные - я так давно не в духе,
Что духи злобы легко помыкают мной.
Страх и унынье прижѝлись в моей палате,
Жребий бросают, на ложе моё присев.
Нам так уютно… Здесь радость была б некстати -
Все сантименты во мне порождают гнев.
Гладить по шёрстке, тем более по головке,
Стоит лишь тех, кто оценит елейный фарс.
«Что с тобой, котик?» - и вот он, момент неловкий:
Взды̀бив загривок, клыки обнажает барс.
Нет, это очень тяжёлый и редкий случай,
Я вас прошу отобрать у интерна шприц.
Эта болезнь несравненно страшней «падучей» -
Кроме больных, и врачей повергает ниц.
Плачь и молись обо мне. Без меня, конечно.
Там, вдалеке – в своём красном живом углу.
Капля за каплей мой камень точи неспешно…
Глух он к словам, но Господь наш к слезам не глух.
Больно, так больно, что спать уже расхотелось.
Выпить бы чаю с вареньем… Да у окна…
Если судить по траве, то земля согрелась.
Если судить по себе - не она одна.
Осторожность.
Среди тысяч людей, в очень пёстром, но сером потоке
Осторожно бегу. Я других опасаюсь задеть -
Люди с добрым лицом зачастую с изнанки жестоки.
Никого искушать не хочу и не буду я впредь.
А ведь раньше… Увы, не берут мою память в химчистку…
А я сам отстирать пятна боли никак не могу.
Горький опыт помог излечиться от склонности к риску -
В незнакомую дверь не стучусь я ни в дождь, ни в пургу.
Да, не жду от людей я поддержки. Скорее – подножки:
Обрастают процентами данные ими гроши.
И уходишь в зависимость, в рабство – шутя, понемножку,
Если слушать потребности тела, тем паче - души.
Чтоб измерить и чтоб обозначить почётче границы,
Надо, вытянув руку, наметить невидимый круг.
В этот миг стоит бдительным быть – посторонние лица
Её могут принять за одну из протянутых рук
И пытаться пожать. Но гораздо страшней и опасней,
Если кто-то ухватится, вцепится в руку твою,
И твой скепсис приспав достоверной и жалобной басней,
Станет слёзно молить потесниться, пустить в колею.
Лягут тяжким ярмом на тебя его беды и страхи.
Утомит, изнурит тебя шквал его мелких проблем.
И готов ты отдать будешь всё, до последней рубахи,
Чтоб вернуть свой покой и уже не нарушить ничем.
Но возможен иной поворот, он сравним с катастрофой:
Тебя может всерьёз, навсегда жизнь чужая увлечь.
И стоять будешь ты перед ней, этой личной Голгофой,
И просить «не отнятия ноши, а крепости плеч»(с).
Ты уже не помыслишь о том, что могло быть иначе.
Даже не возмечтаешь о том, чтоб вернуть всё назад.
Без расчётов, какая награда за подвиг маячит,
Будешь щедро делиться всем тем, чем Господь твой богат…
От безумия этого как я хочу уберечься!
От предательства как я хочу себя застраховать!
Мне с лихвою хватило единожды больно обжечься,
Больше жизням чужим частью жизни моей не бывать!
Среди тысяч других, в очень пёстром, но сером потоке
Я бегу, избегая людей - всех сообществ и каст.
Я в движениях скован – закован в защитные блоки.
Не паденья боюсь, а того, кто мне руку подаст…
Кумиры
Прошу, не сотвори себе кумира
Из чувств своих. Порою чувства – ложь.
Как протрезвевший гость чумного пира,
Себя в Долине Мёртвых обретёшь -
Средь идеальных, но холодных статуй,
Средь ярких, но безжизненных цветов.
За право «утешать себя» не ратуй -
Ты можешь быть к прозренью не готов.
Заплачешь, что тебя-де, обманули,
Иллюзии твои не поддержав.
Ведь портят красоту огонь и пули,
И вянет плоть, как стоги летних трав.
А в душах, где не виделось изъяна,
Но мнилось, что достоинств там – не счесть,
Зияют отвратительные раны,
И сколько грязи в недрах их – Бог весть.
Обман! Обман! Дождёмся ль сатисфакций
От тех, кто прежде нас очаровал?
В коктейле сладких ароматных фракций
Искусно нечто горькое скрывал?
Потратив силы, время, сбереженья
На тех, кто «жертв не может оправдать»,
Мы чувствуем такое униженье,
Что лучше б не любили никогда…
Не вздумай, не ваяй себе кумира!
Не подгоняй бездумно под шаблон,
Что глянцево-банален и застиран.
Ведь человек – один на миллион.
Он грешный, слабый, даже лопоухий,
Он толстый, он боится пауков,
Храпит, порой кричит, когда не в духе -
Не идеал… Смирись, что он таков.
Поверь, для чувства капище – гробница.
Круши своих кумиров всякий раз -
Любить живых нам надо научиться,
Чтоб смерть потом не разлучила нас…
Личный взгляд
Запираюсь в уютной квартире,
Чтоб молиться на этот уют.
«Личный взгляд» – как свинцовые гири,
Что ни шагу ступить не дают.
С ними жить тяжело, но удобно -
Выручают, когда кто-нибудь
Фамильярно, но в общем, беззлобно
Наставляет на истинный путь.
Если даже в пределах района
Мелкий подвиг зовут совершить -
Отговорка понятна, законна,
Всё по форме, чтоб к делу подшить.
Убедительно, не придерёшься.
Только совесть по сердцу дерёт,
Когда выспавшись, ночью проснёшься
И начнёшь свой «палатный обход» -
Ведь ума, кроме шуток, палата...
В ней обитая войлоком дверь,
Окна «в клеточку» - высоковато.
Ум там мечется, воет, как зверь,
В чём-то рьяно себя убеждает
И неистово спорит с собой.
Только истин тот спор не рождает,
Ведь в финале – укол и отбой…
Вредно, пагубно в мудрость играться,
Верить помыслам, чувствам и снам,
В прошлогодних обидах копаться,
Выставляя их снова на срам.
Вредно жить в своей внутренней клети,
Если Бог там пока не живёт.
Но полезно, пресытившись этим,
Совершить наконец поворот
От себя, от прегордого эго
К тем, вернее к Тому, кто мудрей.
И признать, что твой разум – не мега,
А на уровне прочих людей;
Ты не так прозорлив и приметлив,
Как угодливый бес нашептал.
С осознанием этим промедлив,
Переплавишь свой опыт в металл,
Не в способность «иметь рассужденье».
Рассуждение - всё-таки Дар.
Жизнь спустя испугаешься тленья -
Ни искусен, ни свят, просто стар…
«Личный взгляд» - что свинцовые гири.
Самому не поднять, не сорвать.
Но про Божье присутствие в мире
Вредно, то есть грешно̀ забывать…
Штурман
Ночь пришла и жара ненадолго спала...
Но отчаянье – мука страшней, чем зной.
Штурман выдохнул: »Кажется, всё пропало…
Нас не ищут, забыли о нас давно.
Мы исчезли из памяти, как с радаров.
Ты же видишь, они никого не шлют -
Не хотят тратить время и силы даром.
Наша карма – погибнуть, нет, сгинуть тут,
Среди этой проклятой чужой пустыни!
Пропадём, не останется и следа…
Нас достоинство раньше, чем жизнь, покинет.
Прежде кончится вера, потом – вода.
В прошлом всё было просто – дралѝсь, чтоб выжить.
Ну а после – боролись, чтоб дальше жить.
Но теперь, командир, я до капли выжат…
Не хочу больше слышать ни слова лжи!
Я не верю твоим убежденьям жалким,
Что придут, что найдут, что спасут… Да брось!
Нас списали, для них мы уже на свалке!
Сто других на замену, поди, нашлось -
И без нас полетят, долетят, откроют
И освоят, и гордо поднимут флаг…
Наши жизни для них слишком мало стоят,
Мы – ничтожные винтики в их глазах!
Детский эгоцентризм - до последних вздохов
Не иметь и сомненья, что им без нас
Непременно зачем-то должно быть плохо.
Не поверю! Хоть трижды мне дай приказ!»
Я ответил: «Да, все мы устали, штурман…
Не бунтуй, у меня полномочий нет
Приказать тебе верить. Ведь душу штурмом
Не берут. Только Бог в ней включает свет.
Но для этого дверь нужно снять с цепочки…»
В этот миг к нам донёсся знакомый звук,
Мы заметили в небе две ярких точки.
Свет – он рос, приближался, он был вокруг…
…Пусть хоть с неба в пустыню душа упала,
Бог найдёт её. Каждый – незаменѝм.
Штурман внутренний скажет, что всё пропало -
Подожди, не спеши соглашаться с ним...
Нормально
«Ну,как ты? – Нормально. А ты как ? – В порядке.»
Всегда, обо всём - ни о чём…
Вся речь - оговорки, всю жизнь - опечатки.
Лжём шрифтом, устами, лицом…
И каждый наш день – будто утренник ТЮЗа:
Привычно бодры, веселы.
Проблемы мои для кого-то – обуза,
И я обогну все углы.
И даже заметив на ком-то жилетку,
Я взгляд от него отведу.
И сердце поглубже лишь втиснется в клетку
От возгласа: »Хау ду ю ду?»
Улыбка (пошире, по-американски) -
Заявка на вечный «ол райт»:
«Да всё, как обычно – я в танке, я в каске.
Прощайте, я тоже был рад.»
Но выбросив тонну словесного шлака,
Стряхнув с себя чью-то пургу,
Я всё понимаю, почти как собака,
Вот только сказать не могу…
«Ну,как ты? – В порядке. А ты как? – Нормально.
Ну, ладно, до встречи… – Бывай…»
Согрей меня, Боже! Укрой меня, Мама!
И дверь мою не закрывай…
Плакать
Прости, но плакать я с тобою не могу…
Я лишь безмолвно ужасаюсь, холодею
И обжигаюсь, будто голый на снегу…
Мне не вместить такую боль – ни как идею,
Ни как бесстрастный статистический отчёт,
Ни как пример безликий в справочнике пыльном.
Я не сумею предложить тебе плечо,
Ведь эти подвиги подвластны только сильным.
А мне б хоть мѐльком заглянуть тебе в глаза,
Хоть поздороваться с тобой без заиканий.
Но страх животный снова жалит, как гюрза.
И малодушье давит сердце, словно камень.
Ты – будто в коконе. А я, конечно, вне -
В привычном мире, что рискует пошатнуться.
Лишь прикоснусь к тебе – проснусь в кошмарном сне,
И в беспечалье не смогу уже вернуться.
Я день за днём оберегаю свой покой,
Себе внушая, что тебя оберегаю.
Себе твержу, что кто-то правильный с тобой,
А у него, бесспорно, психика другая,
И он не станет близко к сердцу принимать,
И он утешит и поддержит «по науке».
Меня же это может выбить и сломать,
Что, безусловно, и твои умножит муки…
Но совесть – голос, на который я сержусь,
Сквозь эту мантру умудряется пробиться.
Он знает: я на расстоянии держусь
Затем, чтоб горем от тебя не заразиться.
Он наставляет: »Подойди и обними.
Захочешь плакать – плачь, а нет – сиди в молчаньи.
Утешит – Бог. А нам лишь надо быть людьми
В своём сочувствии, своём сопребываньи.
Да, нам достаточно порою просто – быть
В чужом аду неизменяемых событий…»
…К чужой Голгофе очень страшно подходить.
Тем, кто на ней – ещё страшнее… Подойдите!
Волны
Отчего так болит, так щемит где-то в клети сердечной,
Если живы родные и сам ты пригож и здоров?
И глядишь ты на небо, на Путь, называемый Млечным,
Подставляя лицо под удары холодных ветров…
Чью-то боль, чей-то стон, чей-то сдавленный плач ниоткуда
Против собственной воли поймает душевный рада̀р -
И не в радость ни ужин, которым наполнены блюда,
Ни удобные тапки, ни тёплая в кране вода.
И ни есть, и ни пить, ни включать развесёлое пенье,
Ни читать о прекрасной, взаимной и чистой любви
Как-то больше не хочешь… И только в одном облегченье -
Помолиться о том, чью печаль ты сейчас уловил:
Пусть утешится он, отдохнёт от жестоких терзаний,
На вопросы свои пусть получит он Божий ответ,
Окружающий мир пусть увидит иными глазами,
Из груди своей вынув отчаянья тонкий стилет…
Этот кто-то чужой для тебя вдруг становится близким,
И ты искренне веришь, что слышит Господь вас двоих.
И всплывают в уме имена, составляются списки
Всех, кто ждёт так давно хоть крупиц от избытков твоих…
…Лишь сердечная боль заставляет о ком-то молиться
Тех, кто груз не своих попечений не склонен иметь.
Тех, кому беспроблемно живётся, и естся, и спится.
Кто готов, не стыдясь, записаться в «звенящую медь».
Ради этих людей кто-то плачет в душевном эфире,
Ради их пробужденья летит чьей-то боли сигнал.
Чтоб очнувшись от дрёмы и лени в уютной квартире,
Они вспомнили тех, кто недужен, обижен и мал.
Все мы – близкие люди, меж нами – незримые нити,
А над нами – открытые волны. Над всем этим – Бог.
Просто связи - не рвите, и просьбы чужие – ловите.
От неспящего сердца Господь не бывает далёк.
Жизнь – взаимообмен, удивительный и бесконечный.
И однажды, когда я заплакав, на звёзды взгляну,
Я почувствую: кто-то не чужд моей скорби сердечной -
Он расслышал меня и молитвой заполнил волну…
Житие
Скажите, что я делала неверно?!
Ну да, порою, если не юлить,
Я думала: »Пролился б ливень серный,
Чтоб грешников вокруг испепелить!
Мой дом – Содом, какое невезенье!
Везде царит мирской, греховный дух!
А мой удел, конечно же – спасенье.
От Райских Врат я в шаге. Или в двух.»
Немало параллелей отыскалось
В моём безгрешном скорбном житии
И в житиях святых… И оставалось
Лишь не сойти с надёжной колеи.
Но толпы ближних, будь они неладны,
Толпились исключительно вблизи -
Манили в пост конфетой шоколадной
И звали «с женским праздником в связи»
Участвовать в распитьи алкоголя!
Я уж молчу про новогодний стол -
Из постного там был лишь перец с солью,
Ведь в хлебе маргарин мой взор нашёл!
Хотелось в гетто. И подальше где-то -
На дикий остров, за полярный круг.
Навек забыть пельмени и конфеты,
Соседей-пьяниц и блудниц-подруг.
Чтоб наконец-то начинать спасаться,
Не отвлекаясь на тщету̀ и тлен,
От ближних надо было удаляться
И новых ближних заводить взамен.
Увы, они почти не заводились,
Ведь мирный дух мой многих «заводил»…
Ну, это волки овцами рядились!
Но я боролась из последних сил
За строгость соблюдения канонов,
За смелость обличения грехов!
Но батюшка сказал мне: »Сто поклонов.
И – «замуж, дура!»(с) Ищем женихов.»
Пока он ищет, я сижу и плачу -
Под корень рубят праведную жизнь!
Не спорю с ним, терплю-смиряюсь, значит…
Ух ты, конфетка! Постная, кажѝсь!!!
Гипс
Под гѝпсом, за грязным бинто̀м -
Всё то, что болело годами…
Вскрывается пласт за пластом
И лист покрывает рядами
Корявых, изломанных букв.
И про̀чит уже нетерпенье
Вмешательство Божье в судьбу,
Всевластной Руки мановенье.
Нет кармы, нет рока, нет зла,
Ведь тьма – лишь отсутствие Света.
Да, Господи, я поняла!
Я думала, главное – это.
Казалось, что сто̀ит признать
Засилье грехов за собою -
Придёт белизна, новизна
И сладкая нега покоя.
Так что же ночами болит,
Как кость после снятия гипса?
Не хватит ли слёз и молитв?
О чём же теперь мне молиться?
Неужто же слово «Прости!» -
Ещё не последнее слово?
И нужно куда-то идти,
Рискуя и пробуя снова?
И надо себя нагружать,
О травме порой забывая?
И даже кого-то держать,
Страхуя у самого края?
А если опять перелом,
Как следствие новой промашки?!
Ведь то, что меня привело
К последствиям горестно-тяжким,
Стоит предо мною стеной,
Занозой в душе остаётся…
Я – мнительный, нервный больной,
Что с палочкой не расстаётся:
«А вдруг я споткнусь, упаду -
И вновь эти гипсы с бинтами?!»
Бог Милостив – мы не в аду.
Но в Рай мы не просимся сами…
Детали
Нет, всё это слишком сложно
Для нашего пониманья!
Но коммент. Вопрос решённый.
Ответы нам не нужны.
По полочкам Бог разложит,
А мы и смотреть не станем...
Мы - в скорби традиционной,
Как прежде, собой больны.
О, как это всё привычно!
О, как это всё приятно!
Жалеем себя ночами
С лукавым наперебой.
Пожертвовать мненьем личным
Нам те, кто мудрей, велят, но
Отказом их огорчаем:
"Я сам разберусь с собой!"
И мы уже разобра̀лись -
На винтики, на запчасти...
Собрались с трудом обратно,
Но выплыл смешной аспект:
Детали ещё остались.
Куда эти штуки класть-то?!
Нельзя без них, вероятно,
Раз Бог их включил в комплект.
Но мы не покажем вида,
Но мы никому не скажем!
Мы непринуждённость явим,
Себя мы прину̀дим к ней!
И внутреннюю обиду,
Рождённую ложью вражьей,
Без пищи мы не оставим.
Она прорастёт сильней:
На то, что "не оценили",
На то, что "не разглядели",
И дважды не попросили,
И в ноги не пали нам.
Мы гордые:"Или-или",
Мы мягко уже не стелем,
Мы «жить для себя» решили,
Как будто назло «врагам».
Нам истинный враг неведом...
Он - тот, кто ворует ночи,
Обиды перечисляя
И прошлое вороша.
Он ходит за нами следом -
Он с нами сродниться хочет:
Все страсти усугубляет,
Какими полна душа.
Гордыня меняет формы -
Великая мимикрия!
Сугубая автономность
От Бога и от людей -
Причина духовной комы.
Покуда ещё живые,
Допустим же Бога в область,
Где раны всего больней!
Прославив Его терпенье,
Посмотрим на то, как просто
Исправит Господь поломки,
И разум вдохнёт в умы,
Чтоб лучшее примененье
Могло получить упорство,
С которым свои потёмки
Всю жизнь бороздили мы...
Прочтём перед сном молитвы
(Увы, как обычно, сухо),
Укроемся потеплее...
Мы знаем, что через миг
Обиды пойдут, как титры,
Наветы польются в ухо.
Но овцы - стократ милее!
Пока сосчитаешь их...
Біль
Я маю записати
Все те, що відчуваю.
Непросто буде, звісно,
Це потім на зага̀л,
На суд людськѝй віддати -
Страхи мої безкраї
Дістать насмішку злісну…
Та совість, як метал,
Прихований у тілі,
Під дією магніту -
Крізь біль назовні рветься.
Хоча той рух спинить
Я, безумовно, в силі,
Та біль несамовитий
Кориснішим здається
Щорік, щодень, щомить…
Бо ті, хто оніміли
( Чи за бажанням власним,
Чи за вини чужої -
Це несуттєво вже ),
Чиї надії пилом
Припали, майже згасли,
Хто ту̀гою гірко̀ю
Себе, немов ножем,
Немилосердно зранив -
В них є така потреба:
Дізнатись, що у комусь
Той са̀мий біль живе.
Щоб лід в серцях розтанув,
Очей торкнулось небо,
Лишила душу втома
Й настало все нове,
Нам, людям, необхідно
Біль в інших забирати
І віддавати Богу.
І Сам Господь тоді
Нас, немічних і бідних,
Нас, переживших втрати
Й не тямлячих нічого -
Не кине у біді…
В нас спільного – аж надто:
Нездо̀лані образи,
Тяжкі розчарування,
Глуха, їдуча лють.
Тому писати – варто,
Крізь сором й страх щоразу.
Для тих, хто в змозі, в стані
Побачить і почуть.
Зрада
Господи, як мені не помилитись?
Іншим не вірю. Чи вірить собі?
Боязно на роздоріжжі лишитись...
Але самотність в байдужій юрбі
(Дуже тяжка і небажана, звісно),
Все ж таки менше лякає, аніж
Думка чужа - та, що впевнено тисне,
Переконання шматує, мов ніж.
Ти заклякаєш і ти замовкаєш,
Ти аргументи ховаєш свої
По̀спіхом, жму̀том в кишені. Й тікаєш...
Та з того часу мов брила стоїть
На тім шляху, що собі змалював ти -
В недра бездонних безсонних ночей
Ти поринаєш відтоді, як в шахти.
Сумнів роз'ятрює душу й пече:
Раптом і справді ти схибив, ти втратив
Правильний курс? І рятунок один -
Кимось повідані координати
Просто на віру сприймай і іди?
Зрада собі - то насправді є зрада,
А чи смирення? Бо розум людський -
Сам собі ідол і сам собі правда...
Всім забаганкам своїм залюбки
Кориться, а от чужому коритись
Важко - тож в о̀порі він, у бою...
Господи, як мені не помилитись?
Дай мені Волю дізнатись Твою...
Зоря
Ну звичайно, нам незвично,
Що до холоду звикають,
Припадають сумом тихим
Наші душі, мов сніжком.
Не зійде зоря північна,
Бо її вже не чекають...
Ми земним підвладні втіхам
Типу кави з молоком.
Ми вже майже і не плачем.
Тільки зрідка, дуже зрідка...
І пояснення знаходим
Побутові і прості.
Лиш собі за те віддячим,
Що душі зів’яла квітка
Неживою стане згодом
У пустельній самоті.
Чи відвідання Господнє
Ми, сліпі, не розпізнали?
Чи брехнею забруднили
Нашу совість в сотий раз?
Хоч у долях досьогодні
Не прописані фінали,
Та гординя нас навчила
В гірше вірить повсякчас.
Гордість з виглядом байдужим,
Зверхність з поглядом цинічним
Нас від Бога не сховають,
Як ховають від людей.
Ми заплющим чи примружим
Очі… Та зоря північна,
Хоч її не чекають,
Божим Промислом зійде...
Душа
Господи, як тяжко на душі!..
Хвилювання лиш за власну душу -
Певно, з егоїзмом на межі?
Та якщо я тему цю порушу,
Доведеться вдатися до дій...
Але це в мої не входить плани.
Тож, душа, замовкни і радій!
Не радієш?! Значить, ти погана,
Гідна і доган, і покарань!
Тобто так, дурна, тобі і треба!
Аксіома: як себе не зрань,
Певен, що піклуєшся про себе...
Ти за інших душу не кладеш,
Бо своє - воно до тіла ближче.
Й літри заспокійливого п'єш,
Бо нудьга і ту̀га спокій нищать.
І у цьому колі день у день
Ходиш, ніби гвинт у коліщатку...
А диявол весь той час краде,
Щоб лишить на прижиттєву згадку
Присмак, то солоний, то гіркий,
В інших і в собі розчарування.
Боже, я живий, я не такий!
Хоч сумління у важкому стані,
Та воно ще здатне шепотіть -
В телеграфному доно̀сить стилі:
"Втілить Волю Божу у житті
Можеш, доки у житті і в тілі.
За таланти сховані свої,
За душевні здібності - за кожну! -
За усе, що в лінощах згноїв,
Ти відповіси, бо так не можна:
Жити лиш собою і в собі,
Маючи навколо стільки болю.
Хитра плоть душі, немов рабі,
Прагне насадити власну волю.
Та душа пручається, що сил,
І Господь її страждання бачить.
Ти для неї коми не проси -
Як болить, то буде жити, значить..."
Господи, як тяжко на душі
У того, хто поряд, відчуваю -
Може, він вуста свої й зашив,
Та моя душа тепер жива є.
Навряд
Я буду щасливим? Навряд…
Всі марні й загублені спроби
Під серцем поховано. В ряд -
Як жертв морової хвороби.
Могили без дат, без імен -
Болючі подробиці зайві.
Як спогад приходить: "Дзень-дзень!" -
Я - десь: я в новинах, я в каві...
Не чую, тож не відчиню.
Не буде ж він вічно чекати…
Назустріч безхмарному дню
Я йду. Імена всі і дати -
Вже ніби з чужого життя,
До мене не мають стосунку.
Втім, зрідка - таке відчуття,
Немов не сплатив по рахунку:
Пробачення не попросив
У тих, що мене попросили
Несхожі на щастя часи
Не класти в безликі могили,
Або хоч принаймні колись
Згадати їх тепло і вдячно...
Та я позбавляю їх рис -
Поводжуся вельми обачно.
Відверто себе бережу
Й чинитиму так і надалі.
Малюю червону межу:
Отут - головне, тут - деталі.
Суворий і чесний відбір:
Що варте уваги й не варте.
На цвинтарі - тиша і мир,
Бо глузд не спускаю я з варти.
Тож виведу пам'ять за штат
Чи страчу без слідства і суду.
Так, буду щасливим навряд,
Проте і нещасним не буду.
Чартер
Чи варто себе готувати до гарту,
Серйозного гарту - до випробува̀нь?
Наш дім - там, де Рай. Кожна доля - то чартер.
Усяк поспішає на чартер, поглянь.
Припустимо, ти побоїшся злітати.
І сядеш на потяг, хоч потяг - не твій.
Ну, справді, той чартер - то витрати, втрати,
То ризик ймовірний, та ще й чималѝй...
І потяг поїде далеко... Далеко
Від місця, куди ти потрапити мав.
У ньому так зручно: не холод, не спека,
Не шумно, не лячно. Присів - й задрімав.
Прокинешся, кинешся - що то за місто?!
Чуже воно, й люди у нім не свої.
Заплачеш до Бога: ні щастя, ні хисту!
Згадаєш - десь чартер на смузі стоїть,
Бо ти його в паніці спішно покинув,
Злякавшись високих стандартів і хмар...
А нині ти б вдерся у Рай крізь шпарину,
Протиснувся б, як сажотрус у димар,
Бо як же без тебе усе, що для тебе?!
Усе, що дбайливо Господь готував?
Усі твої втілені мрії й потреби -
Любов і спасіння і радість жива?
Тож всупереч страху й лукавим порадам,
Попросиш у Бога: "Вкажи мені шлях!
Яви у мені Свою Волю, Свій Задум -
Я згоден піднятись у небо, мов птах..."
...Боїшся життєвого гарту ? Не варто -
В нас міцність закладена й здатність людська
Довіритись Богу. Бо долю - наш чартер -
Тримає й веде Його сильна Рука.
Постом приятным…
Повторяю для недослышавших:
Ныне - пост! И я им пощусь!
Тише жуй! Не чавкай и не шурши!
Подавился? Я не дивлюсь!
Озаботься, друг мой, причинами -
За какой ты грех пострадал:
Искушал меня каппучинами,
По ночам торты̀ доедал!
Пробудившись раньше будильника,
Ты не в "красный угол" летел,
А как дикий вепрь - к холодильнику,
Кофемолке, турке, плите!
Погнушавшись супом фасолевым,
Ты салями грыз втихаря!
Да сознайся, будь же ты совестлив!
Я же вижу - уши горят!
Я-то вслух читаю все правила,
Чтоб тебя, бирюк, охватить!
За тебя свечей понаставила -
Весь район могу осветить!
Без молитв моих и пощения
Ты бы в ад давно усвистал!
Пост с тобой - сплошное мучение!
Ну, хоть с этим спорить не стал...
Список
Ни с кем, ни с кем, ни с кем не поругаюсь -
В субботу мне на исповедь идти!
Я вечно там в одном и том же каюсь…
Мой духовник вздыхает и грустит -
Сочувствует, наверно, искушеньям,
Которые преследуют меня.
Но в этот раз поклёп и поношенья
Приму я кротко. Стойко, как броня!
...Тревожный вечер. Муж пришёл усталый,
И я готовлюсь стрелы отражать.
Я час назад акафист прочитала -
Захочет бес похитить благодать.
Обычные бесовские уловки:
Муж начинает требовать борща.
Но тут выходит мама из кладовки,
И этот бунт мы гасим сообща.
А бес переключается на маму -
Она стенает: "Про̀стыни погладь!"
Сама без перерывов на рекламу
Привыкла сериалы наблюдать,
А я, едва присяду на минуту,
Так получаю целый ряд ц/у!
Иду в кладовку по её маршруту,
Молюсь за мужа с мамой и реву…
Не успеваю духом обновиться,
Читая все, что в памяти, псалмы -
В кладовку начинает сын ломиться,
А с ним и пёс - для пущей кутерьмы.
Понять не представляется возможным,
Что нужно этой своре от меня.
Я объяснить пытаюсь осторожно,
Что до конца поста четыре дня,
И лучше им пока меня не трогать,
Точнее говоря, не искушать,
Что я и так претерпеваю много,
Ну то есть... СКОЛЬКО МОЖНО МНЕ МЕШАТЬ?!!
Я ВАМ ТУТ НЕ РАБЫНЯ, НЕ СЛУЖАНКА!!!
Я ТУТ ОДНА МОЛЮСЬ ЗА ВАШ КАГАЛ!!!
А ВЫ ТУТ, КАК БЕЗВЕРЫ, СПОЗАРАНКУ
ДО НОЧИ - ЛИШЬ ПРО БОРЩ И СЕРИАЛ,
ПРО РВАНЫЕ НОСКИ И ПРО УРОКИ!!!
Я ЭТО СЛЫШАТЬ БОЛЬШЕ НЕ МОГУ!!!
ЗАЧЕМ ВЫ ВСЕ СО МНОЮ ТАК ЖЕСТОКИ?!!
ЗАЧЕМ ВЫ ПОМОГАЕТЕ ВРАГУ?!!
Готово: гнев, обида, осужденье...
Мой старый список - весь, наперечёт.
В такой семье немыслимо спасенье!
Отлично завтра исповедь пройдёт!
Мой батюшечка снова огорчится,
Опять он будет, бедненький, вздыхать:
Враг через ближних надо мной глумится!
Пойду читать каноны. От греха...
Итог
Забвенье - предсказуемый итог
Для каждого, кто всё-таки не смог
Сломать себя... Верней, в себе сломать
Гордыню - всех иных пороков мать.
Она весьма хитра: другой порок
Как будто не пускает на порог,
За маской спрятав свой коварный лик.
Мы просто жертвы злых её интриг...
Живёшь - почти бесстрастен, как-бы-свят.
В несчастиях чужих не виноват,
Глядишься день за днём в своё трюмо.
Пусть всё решится как-нибудь само!
Беда чужая - как-нибудь сама...
Различий нет: сума или тюрьма,
Болезни иль потери - раз не ты
Причина чьих-то слёз и маяты,
Какой с тебя тогда быть может спрос?
Ты жертвенность смешную перерос,
Наивность и доверчивость изжил...
Живи самим собой и не тужи!
Гони печаль и подавляй тоску,
Я на вину тебя не обреку.
Мне б разобраться со своей виной -
С тем, что всего комфортней быть одной,
И наблюдая жизнь со стороны,
Твердить, что мне другие не нужны.
Их с каждым годом меньше - тех "других",
Чьи взгляды задержались хоть на миг
На жизни обособленной моей.
Да нет, не жаль... Ты тоже не жалей!
Гордыня помогает не жалеть -
Бросает пряник и заносит плеть.
"Ведь так-то лучше," - говорит, смеясь -
"Чем в боль чужую вляпаться, как в грязь!"
В ладу с гордыней многие живут,
Но если вправду будет Божий Суд -
Мне страшен предсказуемый итог.
Так пусть её во мне сломает Бог...
Милость
Милости хочешь, а не жертвы?
Боже, я - пас...
Ближних спроси, они - эксперты.
Всё это - фарс:
Из-под обёртки бархатистой
Иглы торчат.
Может, кого и обманет чистый
С виду фасад,
Но не того, кто рискнул коснуться,
Рядом присесть -
Шрамы, ожоги остаются.
Жизнь со мной - жесть…
Сердце болит и стучится в разум:
"Если б он знал!.."
Не успевает закончить фразу -
Глохнет сигнал.
За каждый день поста - зарубка.
Ряд трудодней...
Что же пустует Божья шлюпка
В буре моей?
Я не спасаюсь, опасаюсь -
Веру иму
И безраздельно поклоняюсь
Только уму.
И своему, а не чужому.
Некий подвох
Чувствую я, погружаясь в омут...
Гибну без крох,
Что достаются псам, признавшим
Малость свою.
Я - не из них. Принадлежность к падшим
Не признаю.
Скорбно лицо и мрачна одежда
В праздник и в пост -
Превозношенье неизбежно...
Мне как до звёзд
До осознания: мой номер -
Первый в конце,
И неисправен мой "свято̀метр".
Светлая цель
До сей поры ещё далече -
"Выслуга лет"
Тут не поможет, хвастать нечем.
Схожий сюжет
Где-то недавно мне встречался...
В Библии, да:
Кто своей жертвой надмевался,
Не по трудам
Тот был судим, а по гордыне,
Злобе своей.
Гордого жертвы Бог отринет.
Примет их змей -
На тёмный свой алтарь положит,
Чтоб долго жечь.
Всё это фарс без смиренья, Боже...
И вид, и речь -
Всё в пустоту, а не в Вечность канет.
Пафос молитв
Тебя в мотиве не обманет…
Пусть же болит
Сердце, в надменный ум вбивая
Тысячи свай:
"М.И.Л.О.С.Т.Ь. В. С.Е.Б.Е. Н.Е. О.Б.Р.Е.Т.А.Ю. ...
Г.О.С.П.О.Д.И. , Д.А.Й. !"
Не любовь
Мой друг, не обольщайся... Не любовь -
Та злая разрушительная сила,
Что с мощью вражьих варварских полков
К нам некогда пришла... И победила:
Испепелила, выжгла до корней,
В душе оставив пепел, как осадок.
Нет-нет, да и подумаешь о ней…
И вновь отпрянешь в ужасе: "Не надо!"
Хотелось счастья - только и всего...
А кто-то очень хитрый принял меры.
Нам, глупым, невдомёк, что "волшебство" -
Одно из проявлений тёмной сферы.
Из множеств суррогатов и подмен -
Поистине подлейшая подмена.
И покидают этот липкий плен
Лишь с болью - хоть рывком, хоть постепенно.
Живёшь, как будто кто-то раскрошил
Твой стержень. И порой уходят годы
На реабилитацию души -
Ты навсегда меняешь к ней пин-коды...
Не злись, ведь я не рвусь тебя жалеть -
Что толку в праздном бабском пустословье?
Молись и кайся. Будь мудрее впредь.
Но то, что было - не было любовью.
Нежные
Вы такие нежные, ребята -
Вам уже и слова не скажи...
Долгими обидами чреваты
Разговоры честные "за жизнь".
От улыбки вечной сводит скулы.
Каюсь, так сюсюкать не люблю...
Чувство - будто гелия глотнула
И зевак натужно веселю.
Мы привыкли к жидкой манной каше,
Не по вкусу взрослое меню.
Но учтивость - не синоним фальши,
Мы же врём по сорок раз на дню.
Мы погрязли в смайликах и "чмоках",
Мы и горе можем заболтать.
Для людей - и близких, и далёких,
Мы рискуем ближними не стать,
Ведь вставляем оттиск трафаретный
Вместо нужных и правдивых слов.
Нет, не так уж много тем запретных.
Много тех, кто сердцем не готов
Разделить несчастье и проблему
Иль ошибку за собой признать.
Мы вошли в порочный круг, в систему,
И стремимся каждого пинать,
Кто способен прямо изъясняться,
"Бла̀гоже" греху не говорить.
Мы - в цеху вербальных декораций,
И всё реже "бегаем курить"
В маленькую комнатку с окошком,
Где трепаться можно по душам,
Открывая форточку с ладошку -
Ветром, а не красками дышать.
Грузят нас чужие "заморочки",
Тут полно своих забот и дел.
Мы детей целуем в обе щёчки,
Но щебечем сплошь о ерунде.
Мы "друзей" одним движеньем пальца
Добавляем, так и не узнав,
Трудно иль легко им улыбаться
С позитивных аватарок нам.
Среди тысяч групп по интересам
Мы теряем к людям интерес.
Нам с другими хлопотно и тесно,
Безопасней и спокойней - без.
Речь о важном стала моветоном.
Стыдно жить со званьем дурака,
Потому неписаным законам
Мы послушны больше, чем УК.
Но стабильно Богу непослушны,
Ищем утешения не там -
В фильмах и стихах прекраснодушных,
В рьяном поклонении мечтам:
Мол, настигнет счастье нас когда-то...
Но, фанаты лживых мин и фраз,
Мы чрезмерно нежные, ребята.
Непосильна истина для нас...
Всё не так
Всё не так, всё не то, все не те...
Бездуховность, бестактность, безвкусица…
Каждый новый виток в суете
Побуждает на жизнь эту кукситься.
Я надувшись, в свой угол пойду,
Чтоб привычно роптать на Вселенную:
Снова те, чья прописка - в аду,
Притесняют меня, драгоценную.
Нет красивых и умных людей!
То есть, есть они где-то, наверное...
Заждались меня, может... Но где?!
Светлый мир, как мечту эфемерную,
Я в обиженном сердце ношу,
И тревожным томлюсь ожиданием:
Ну когда этот хаос и шум,
Все, кто мне доставляют страдания,
Всё, что так раздражает и злит -
Наконец-то идиллией сменится?!
Ох, как чайник противно свистит!
Да и кофе неправильно пенится!
Даже сахар заметно горчит!
А пирожные сплошь кособокие!
Людям дарят от джипов ключи,
Мне всучили какую-то "Нокию"!
И начальник - тиран и дурак,
И соседка - змея подколодная!
Все не те, всё не то, всё не так,
Если женщина слишком свободная.
Муж
"Я в тебе разочарован!" -
Он за чаем мне сказал -
"Ты на редкость бестолкова
И упряма, как коза!
Твой рассольник - несолёный,
Подгорают пироги.
Режут слух нытьё и стоны:
"Ну прибей... Ну помоги..."
Мы - чужие, вот в чём дело.
Потому - прости, прощай!"
Он доел пирог горелый
И допил мой жидкий чай.
В плохо выглаженных брюках
Гордо двинулся к двери,
Вопрошая: "Злишься, злюка?
На себя хоть посмотри!
И признай, что после ро̀дов
Слишком много набрала̀!
А значенье слова "мода"
Даже в Гугле не нашла!
Мой совет тебе, родная:
Ты свой имидж измени.
Я за всё тебя прощаю...
Без причины не звони."
То, как шёл он от подъезда,
Созерцая из окна,
Поняла я: жизнь - чудесна!
Наконец-то я одна!
Тишина ласкает нервы,
Настроенье - просто класс!
До чего ж полезный сервис -
Этот самый "Муж на час"!
Прошло
Вот живу, никого не трогаю я...
Побеждаюсь порою похотями,
Но на фоне злодейств с насилиями
Моя слабость - такой пустяк...
И душа моя, в вере опытная,
За благими своими хлопотами
Видит смысл, видит цель спасительную.
Я ж спасаюсь. А что, не так?
В неофитстве (аж стыдно вспомнить о нём),
В век горячих и ко̀сных проповедей
И живой заинтересованности
В каждом, встреченном где-нибудь,
Всякий день мне казался зна̀ковым днём,
Полным важных и неслучайных идей -
Всё о том, как мне кого-то спасти,
Просветить, наставить на путь.
Но проходит эта роста болезнь...
А когда в других замечается, то
Вызывает зрелой иронии всплеск.
Ну ведь правда, это смешно!
"Не грузи, мне надо просто поесть!
Я его не знаю, он мне никто!
Ты зачем, скажи, в судьбу его влез?
Ну а мне, представь, всё равно!"
Вот сижу, жую кашу постную я.
Он - напротив, слёзы размазывает.
Даже чай не пьёт - постится зело
За того, о ком в этот раз
Он с такой наивностью розовою
И с такой любовью рассказывает,
Что мелькает мысль: "А жаль, что прошло...
Мне бы эту глупость сейчас..."
Стеклянные стены
Те, кого не слышу я и не понимаю -
Будто за стеною стеклянной.
Бьются и кричат, и души в кровь разбивают…
По моей вине - эти раны.
Я за них когда-то (может, скоро?) отвечу...
То есть не отвечу ни слова:
Стану я меж Раем и меж адскою печью
И пойму - достойна второго.
Прежде выручавшие цинизм и беспечность
Го̀лоса поднять не возмо̀гут.
Я шагну в немую, беспросветную вечность
Даже без претензии к Богу.
Будет всё предельно однозначно и просто,
Очевидно, крайне серьёзно:
Был доступен Рай, но выбран ад - в чём вопрос-то?
Я сама призна̀ю, что поздно...
Поздно слушать тех, кто звал и плакал когда-то
Словно за стеклянной стеною.
В чём-то, вероятно, и они виноваты,
Только нет их больше со мною.
Может, "нет их больше" - там, где есть они ныне,
В новой их обители светлой?
В той, одной из многих, где не гаснет, не стынет
Солнце над весною бессмертной…
Там их нежно любят и вниманием греют.
И на дне глубокой геенны
Буду я скорбеть о том, что выбор имея,
Возвела стеклянные стены...
...Мысль о покаянии, стремление к Раю
Мне, конечно, посланы свыше -
Тех, кого не слышу я и не понимаю,
Бог наш понимает и слышит...
Мысль
Эта мысль подобна атомному взрыву -
Я осколки мозга век не соберу:
Без меня, похоже, можно быть счастливым!
И не всех спускают в нижний адский круг,
Кто не внял потоку искренних нотаций,
От которых хрипну уж в десятый раз -
Без меня выходит у людей спасаться...
Это что же, значит, жизнь не удалась?!
Чем же увлекаться, не могу понять я:
Миссия, призванье - это всё куда?!
Завивать причёски, наряжаться в платья,
Заниматься стиркой и готовить, да?!
Худших деградаций, большего регресса
Даже мир моллюсков до сих пор не знал!
В жалком прозябаньи нет мне интереса...
Только любопытно: а каков финал
Жизни, проведённой где-то на отшибе?
Вводят ли в бессмертье мелкие дела?!
Ни один апостол не вернулся к рыбе!
Да... но я не с рыбы путь свой начала...
Не ждала смиренно Божьего призванья,
А САМА решила, что могу САМА
Многое... И многим, видно, в назиданье,
Бог позволил наглость гордого ума
Воплотить в заботу о спасеньи прочих,
О своём спасеньи дерзостно мечтать:
Мол, его бесспорно, безусловно прочат
Ценные таланты да и ум под стать...
Ну а вышло глупо, крайне неприятно -
На бегу споткнулась и разбила нос...
На душе - обида, на одежде – пятна.
Правда, приземлило - резко и всерьёз.
Господи, спасибо - плакать не оставил:
Сам поднял, утешил, выслушал, умыл.
В голове детальки поменял местами -
Чтобы свет забрежжил, чтобы озарил
Узкие аспекты, тонкие нюансы
"Дела о спасеньи собственной души":
Для меня, как видно, нет иных вакансий.
Все людские судьбы - редкий индпошив.
Дай мне Бог возделать жизнь свою, как ниву,
И зерно смиренья в оный день принять.
Пусть гордыню с силой атомного взрыва
Рушит мысль, что кто-то счастлив БЕЗ МЕНЯ.
Любящие люди
На земле всё меньше любящих меня -
Группами уходят и по одному...
И уже не могут выслушать, обнять…
Да и я их тоже вряд ли обниму.
Разве только в мыслях или в светлых снах,
Что порою память крутит, как кино.
Знаю, им не скучно там, на небесах.
Ну а мне здесь горько, грустно и темно.
Со своей виною быть наедине
Очень неуютно - гордая она:
От тепла не тает, как лежалый снег,
И мешает верить в радостный финал.
"Любящие люди, рано вы ушли!" -
Говорю я, к небу голову подняв -
"Ведь чужим не скажешь, где и что болит,
Не попросишь ночью сделать чай из трав,
Не пошлёшь в аптеку и не позвонѝшь
С нудным разговором о проблемах дня...
Вы ушли из жизни и из личных ниш.
Их пока другие не смогли занять...
Жизнь - не рокировка, заменимых нет.
Да, не вас мне жалко, а себя саму...
Правда, мне известен непростой рецепт:
Если я кого-то в горе обниму,
Если для кого-то стану я всем тем,
Чем так долго были вы в судьбе моей -
Расцветут улыбки там, на высоте,
И вину с тоскою сделают слабей.
Как к чужим несчастьям и чужим слезам
Быть неравнодушным - помню хорошо.
Мне ведь неслучайно Бог вас показал -
Через вас Любовью в жизнь мою вошёл..."
...Любящие люди - щит наш и броня.
Но пора приходит - их зовут Домой.
На земле так мало любящих меня...
Значит, нужно "много возлюбить" самой…
Вишня
Я сидел у окна, погрузившись в печальные думы:
Одинокий, непонятый, я себя чувствовал лишним...
Измененье пейзажа фиксировал взор мой угрюмый -
За окном не хватало древнейшей, уродливой вишни.
Был коряв её ствол и местами обломаны ветви -
Дворовые мальцы, как и вся детвора на планете,
Забирались наверх - посмотреть, спелых ягодок нет ли.
Но она их, конечно, прощала, ведь это же дети...
Старый пёс под корнями её рыл глубокие ямы,
Чтоб скрывать от соседских дворняг аппетитные кости.
Но она его тоже прощала, ведь он вечерами
Выл о том, что хозяйская дочка заходит лишь в гости,
А он любит её и дожить очень хочет до лета,
Чтоб стеречь её сон в гамаке под зелёным навесом,
Словно всей её взрослости, важности, чёрствости нету,
Как и злобного мужа с противным его пекинесом...
На вишнёвой коре парень осенью вырезал "Лена".
И его она сразу простила за пьяные слёзы -
Обхватив её ствол, он стонал: "Как же можно?! Измена...
Я ж копил на кольцо, я же верил, что это серьёзно!"
Седовласая бабка дрожащими мелко руками
Ежедневно почти листья с вишни срывала "для чая",
Чтоб сынка угостить - вдруг заедет, вдруг вспомнит о маме...
Вишня бабку прощала, страданье её замечая.
И жила, и цвела, плодоносила вишня обильно...
Причиняющих боль за их личные скорби жалела,
Не ждала, чтоб за труд и терпенье её полюбили...
А теперь эту вишню срубили. Обычное дело.
Я смотрел за окно... И внезапно я многое понял -
Номер слишком знакомый набрал и спросил: "Ты простишь мне?..
Приглашаю тебя, как когда-то, пить чай на балконе.
Тени нет, к сожаленью... Зато есть варенье из вишни."
Чип
Любовь существует и в наше циничное время,
И святость жива, хоть она о себе не кричит.
Мы этого не замечаем, поскольку "не в теме" -
У многих людей вместо сердца в груди микрочип.
И ёмкость его ограничена нами самими,
Он закономерно того не вмещает, что сверх.
Я помню свой адрес, свой возраст, фамилию, имя...
А скажут "любовь" - мой экран замигал и померк.
Я ставлю сплошной, бесконечный, безрадостный прочерк,
И как кардиограф, я шансов себе не даю -
Уж слишком я мертв, чтоб живым оказаться… А впрочем,
Есть Бог, до сих пор не поверивший в гибель мою.
Ведь многих подня̀л и отвёл Он от смертного ложа -
Им дал вместо маленьких чипов большие сердца.
Иметь в себе эту безбрежность хотел бы я тоже…
Но мне так страшна перспектива потери лица -
Я очень боюсь, что придётся облечься в юродство,
Принять к исполнению пытку казаться смешным.
С непрѝязнью явной почётней и легче бороться,
Чем с тонкой насмешкой, с иронией едкой, как дым.
Ведь тот, кто прошёл сквозь толпу - обнажённый, обритый,
С глумливой табличкой на смазанной дёгтем спине,
Не сможет сказать палачам и обидчикам: "Квѝты!",
Пусть даже увидит их муки в гееннском огне...
Своё униженье забыть никогда не смогу я,
А значит, позором себя не позволю покрыть.
Доверие - риск, я не верю - и я не рискую.
Сердца уязвимы, спокойнее с чипами жить.
Вот мой настоящий мотив, и он Богом прочитан
С той давней поры, как мне вирусом в душу проник...
Я всё же надеюсь, что трусость диктуется чипом.
Бог ждёт и хранит моё сердце в Ладонях Своих…
Имена
Всё к лучшему, всё неслучайно, а значит - спасительно.
Она мне совсем, совершенно уже не нужна...
Я в храме родном, в падеже, как ведётся, родительном,
На серой бумаге привычно пишу имена:
Тут батюшка, мама, отец и братишка двоюродный,
Друзья и коллеги... Последнее имя - её.
Она мне никто, абсолютно чужая де-юре, но
Вот только де-факто покоя мне вновь не даёт…
Забыли, остыли и как говорится, проехали -
Ведь мы не затем в своей жизни встречаем людей,
Чтоб в судьбах друг друга навек оставаться помехами.
Хоть мало поистине близких в людской череде,
Но если тебе этот близкий вдруг дальним становится -
"Прости, отпусти..." Или как там по тексту в стихах?
Ведь "Милым насильно не будешь" - смиряет пословица.
Каприз, искушение, страсть, ерунда, чепуха...
Но ручка в руке, как назло, снова пляшет предательски -
Записку придётся, наверное, переписать.
Уверенно и хладнокровно, с достаточным натиском -
Я верую, Господи. Только вот не в чудеса...
Хоть прежде случались они в этой древней обители,
Где свечи не тают, а ровно и строго стоят.
Здесь бабушка с дедом венчались, а позже - родители.
Недавно совсем тут мечтал повенчаться и я...
Я верую, Господи! Людям лишь верить не хочется...
Моя ли, её ли, иль общая в этом вина?
Пусть сердце оттает, слезами прощения смочатся
На серой бумаге любимых людей имена...
Доброта
Обняла его и плакала искренне:
"Мой хороший! Кто, за что тебя так?!"
Много слов простых, сердечных, невыспренных
Для него нашла моя доброта.
Провела весь день в мыслительном шоке я:
Человек - страшней, чем волк и койот!
Вот кто звери, вот кто твари жестокие -
Те, кто ближним подло в душу плюёт!
Ночь без сна прошла - ну как успокоишься,
Коль на свете столько зла меж людьми?!
Тут всю жизнь за всех постишься и молишься,
А иные тьму несут в этот мир!
Но злодеи мною будут постыжены!
Пусть мой свет разит их в глаз, а не в бровь -
Обогрею всех, другими обиженных,
И верну несчастным веру в любовь!
Если встречу скорбных и обездоленных,
Я их горькую судьбу изменю,
Все страданья будут мной обезболены!
Запасусь делами к Судному Дню!
...Обняла его и плакала искренне,
Залила слезами спину и грудь:
"Кто тебя?.." А он ответил, как выстрелил:
"Это ж ты, не помнишь? Ладно, забудь..."
В глаза
"Скажу сейчас всю правду в глаза,
Ведь хуже однозначно не будет -
Страшней, чем лицемерная ложь,
Уже не может быть ничего!" -
Подумаю... И - по тормозам:
"Ведь мы интеллигентные люди!
Учтивость украшает, как брошь,
Мой образ - кто я есть без него?
А вдруг меня неверно поймут?
Иль верно, что гораздо трагичней:
Извергнут из общенья навек,
И вакуум меня поглотит..."
В течение каких-то минут
Я к маске прирастаю привычной,
А прежних мыслей дерзкий набег,
Как враг комфортной жизни - отбит.
"Я вежлив или просто труслив?
Я лживый человекоугодник
Иль кроткий терпеливый герой?" -
Ну, совесть! Тоже время нашла!
Пусть светский трёп под аперитив
Я выбрал вместо правды сегодня,
День завтрашний - он не за горой,
Возможностям не станет числа!
А что, как утешенье - вполне,
И как успокоенье - годится.
Умение не лезть на рожон
От многих столько бед отвело!
Зов совести всё тише, больней,
Как клекот умирающей птицы…
Но я - не отчуждён, не смешон,
Не изгнан из-за щедрых столов.
Ну да, меня пугает гроза -
Страх детский не прошёл, не изжился…
Но молнии и гром - ерунда
В сравненьи с ярым гневом людей.
Кому-нибудь всю правду в глаза
Ни разу я сказать не решился,
Ведь мне грозит ответный удар -
Вся правда. Как я слаб перед ней...
Чёрствость
Не учи меня жить, я твоих не искала советов,
Беспристрастных иль страстных оценок твоих не ждала.
Человека нельзя размягчить, размочить как галету,
Если чёрствость и сухость вдруг стала тебе не мила -
Слишком не по зубам, чересчур неудобоварима.
Не жалеешь, не ври, ты банально завидуешь мне:
Увещания, ласка, смешки, оскорбленья - всё мимо.
От непрѝязни, как и от прѝязни, я в стороне.
Много я отдала за монокли свои именные,
Но они того сто̀ят - и нынешний, и запасной:
В них заметны и явны все чувства людей наносные.
Прохожу мимо них твёрдым шагом, с прямою спиной -
Как бы не наступить, не вступить ненароком в общенье.
Как бы не заразиться, в чужих отразившись глазах,
"Тонкочувственным вирусом" - тем, что приносит мученья,
Тем, что им придаёт небывалый масштаб и размах.
Только повод им дай - полетишь по пологому склону,
Оккупируют так, что не выселишь их никогда.
Да, немало ресурсов мной тратится на оборону -
Мне спокойствие сердца дороже, чем сон и вода.
Нет, ни чаю, ни кофе, ни мёду мне, ни рафинада...
Нет, ни "душу согреть", ни тем более "жизнь подсластить" -
Ничего из набора любезностей просто не надо.
Ну, не можешь понять, так попробуй авансом простить.
Ты меня не "лечи", ты другими займись на досуге,
Раз желаешь спасать обладателей чёрствых сердец.
А когда просветишь, вдохновишь всех несчастных в округе,
Обрати свой участливый взор на себя, наконец.
В настоящей любви спекуляций и манипуляций
Не бывает по определенью. Ты определи -
Чем ты можешь пожертвовать, с чем согласишься расстаться,
Прежде чем обвинять тех других, что пока не смогли.
Пусть же каждый займётся всерьёз лишь своим воспитаньем,
А других поучать, вразумлять, обличать и стыдить
Пусть пока погодит... Может, так мы достойными станем
В чью-то жизнь, как в пустыню, живою водою входить.
Не червонец
Смешки, тычки, упрёки, невниманье,
Надменье и заносчивость людей…
Любой невротик унывать устанет,
Захочет перемен в один из дней.
И я решила: надоело, хватит
Всех коммуникативных передряг!
Изгоем быть - с какой, простите, стати?
Который год в депрессии и так!
Я стала проще - потянулись люди!
С вопросом: "Ты давно, родная, пьёшь?
Ты что-то куришь? Мы тебя не судим -
В такой-то ж . . е остаётся что ж?.."
Найдя ошибки и учтя просчёты,
Вела себя загадочней, сложней -
Участливо меня спросили: "Чё ты?
Болеешь, дорогая? Ну, болей..."
Устав от диссонансов когнитивных,
Рискнула наконец-то быть собой -
Сказали мне: "Стыдись! Смотреть противно
На твой театр эстрады цирковой!"
И я от этих слов повеселела,
Прям как-то полегчало, отлегло:
Ведь я же не червонец, вот в чём дело!
Всем быть по нраву - что за ремесло?
Жить чьим-то частным мнениям в угоду,
Боясь услышать критику и смех -
Тягчайшая зависимость, походу.
Отныне улыбаюсь я на всех!
Ну, скажут... Ну, в уме прикинут часом,
Чего для счастья не хватает мне:
"Ты дура, только ты огорчайся!"
А я смеюсь: "Не огорчусь, не-не..."
Лошадь
Всем девочкам очень романтики хочется -
Всё ждут, что однажды при свете луны
Прискачет к ним принц. Рост и возраст высочества -
Не суть. Цимус - в лошади. Кони важны.
Ведь лошадь - животное незаменимое:
На радостях принц может выпить потом -
Она же, заботой и долгом гонимая,
Доставит его полумёртвого в дом.
Вдруг принц прикорнёт среди дня на диванчике,
И ты пожалеешь бедняжку будить
(Всю ночь он рубился без устали в "Танчики") -
Ты с лошадью можешь на рынок сходить.
Он - принц! Не в простое ж ему ремесло идти -
Он будет о чём-то великом вздыхать.
И чтоб прокормиться, ты станешь на лошади
В свободное время ударно пахать.
Детишки пойдут... Ты всплакнёшь от усталости.
Но лошади чуткое сердце зачем?
Поверишь, что воз ты не будешь одна везти,
Дыханье её ощутив на плече.
Количество лет, с ней в согласии про̀житых,
О качестве принца не даст сожалеть...
Как, ты безлошадного выбрала?! Что же ты!
Ну, детка, впрягайся… Вот шоры, вот плеть...
Талант
"И без Вас невесело, и с Вами...
Ладно, заходите, раз пришли..."-
За его колючими словами,
Что меня вначале обожгли,
Как я позже вывела, скрывалась
Боль уставшей, раненой души...
Как я им когда-то любовалась!
Сколько он великого свершил!
Как он увлекал меня и прочих:
Был во всём изыскан и красив,
Рвал сердца, чуть реже струны - в клочья...
Он чужих оценок не просил,
Цену знал тем многим дарованьям,
Что цвели, что буйствовали в нём.
Мне казалось, мы дышать устанем
Прежде, чем гореть его огнём.
Мне казалось, он сошёл с Олимпа.
Знать бы раньше, где его Олимп...
Старый дом обшарпанный, без лифта -
Среди новостроя, как полип.
Безусловно, ожидает сноса…
Старики, что тут ещё живут,
Лишний раз во двор не кажут носа -
Слишком уж подъём тяжёл и крут.
Здесь, в нелепой маленькой квартире -
Атрибуты лихости былой.
Сверху пыли пальца на четыре -
Человек он пьющий, пожилой...
И с детьми (немало их по свету),
И с плеядой именитых жён
Связи нет. Закономерность эту
Носит он привычным багажом
От пивной, что рядышком, до дома…
Знаю я теперь его маршрут...
Он спросил: "Мы с Вами, что ль, знакомы?
Из поклонниц бывших? Я не шут,
Больше лицедействовать не стану -
Всё в кассетах, в дисках, как их там..."
Мне в его глаза смотреть, как в рану,
Было страшно. Глупых мыслей гам
Не давал сказать: совсем не жалость
Ныне привела меня к нему.
В нём же Божья Слава отражалась!
Несмотря на волны личных смут,
Всплески превосходства и гордыни,
На других обилие страстей,
В нём горит огонь, что не остынет -
Родом из высоких областей.
Нет, такой талант не продаётся
И не тонет в пиве и вине -
Он живёт, покуда сердце бьётся,
Пусть под спудом, где-то в глубине!
Спросит за него Господь когда-то...
А сегодня я спросить зашла:
"Убирать, готовить Вам не надо?
У меня, конечно, есть дела,
Но примерно раза три в неделю,
На уроки частные взамен,
Я б смогла… Хочу, чтоб дети пели
Так, как Вы! Из этих серых стен
Я прошу Вас, к людям выходите
И делитесь тем, что Бог Вам дал!
Вы нужны нам! Слушатель и зритель
У живых талантов есть всегда!"
Что я вслух сказала, не припомню -
Я была в волненьи, как в бреду...
Помню лишь его улыбку: "Понял.
Запишите адрес. Я приду."
Семья
"Да какой он отец! Он - пропойца!
Выбирай: или он, или я!"
Но шептала она: "Успокойся,
Он - твой папа. Ведь мы же - семья:
Вместе боремся, молимся, верим.
Он-то сам своей страсти не рад..."
Но захлопнув решительно двери,
Я ушла без оглядки назад.
А она приезжала, звонила...
Муж ходил за мной с трубкой: "Ведь мать!"
Только гордость - жестокая сила -
Помогала мне трубку не брать,
И кричать, что "я взрослая - вправе
Жить без них и без их новостей!
Пусть он сам погибает в канаве,
Но не пачкает грязью детей!"
Да, погиб он действительно скоро -
Алкогольный цирроз его съел...
Правда, умер он не под забором,
Не в овраге, а дома, в семье.
То есть в нашей районной больнице...
Муж сказал: "Хватит злобу растить!
Он уходит и надо проститься.
Ты попробуй понять и простить."
Я пошла... Я увидела папу...
И заплакала - в голос, навзрыд,
Уронив сумку с фруктами на пол.
Мама сзади сказала: "Он спит.
Подойди к нему, детка, не бойся…"
И за плечи меня обняла:
"Пятый день он позвать тебя просит.
Вот спасибо тебе, что пришла..."
Я сидела и молча смотрела
На больное родное лицо.
Хоть всю жизнь признавать не хотела,
Что мы очень похожи с отцом,
От родства никуда нам не деться,
Не отречься и в лютой вражде...
Мне припомнилось раннее детство,
Зимний солнечный радостный день:
Папа мчит мои санки по кругу,
Я смеюсь и пою по пути...
Он очнулся и сжал мою руку,
Тихо выдохнул: "Доча, прости..."
Я его обняла, попросила:
"Папа, папочка, не уходи!"
Мама снова сказала: "Спасибо...
Он страдал, ты его не суди..."
Помню, как мы прощались с ним в храме
И на кладбище в день похорон:
Никого больше не было с нами -
Лишь священник и мы вчетвером.
Землекопы засыпали яму,
Подровняли могилы края...
Я стояла, держалась за маму.
Муж - за дочку. Ведь мы же - семья...
Старая американская песня о главном
Маисовый пудинг жевали мы с Джимми,
Оладьи макали в кленовый сироп.
"Ах, Джимми, неужто мы стали чужими?!"-
Промолвила я и наморщила лоб.
А Джимми ответил: "А помнишь, когда-то,
Без пищи и крова, одеты в рваньё,
Мы счастливы были с тобой и богаты -
Всего оттого лишь, что были вдвоём?
Ходили смотреть, как бежит Миссисипи,
Как тянется к солнцу зелёный тростник..."
Он джина налил, улыбнулся и выпил.
Подумал - и прямо к бутылке приник.
"А помнишь ли, Джимми, - я снова сказала-
Когда осудили тебя за грабёж,
И в ржавых цепях выводили из зала,
Ты клятву давал, что за мною придёшь?"
Вздохнул он: "Я в робе, как флаг, полосатой,
Тяжёлою киркой породу долбил.
И думал, что звёзд даже больше, чем штатов.
И звёзды, как Штаты, я нежно любил.
Лет десять спустя повстречавшись с тобою,
Роскошную свадьбу устроили мы -
Был дядюшка Сэм с настоящей трубою,
А тётушка Роза нам пела псалмы..."
И я подхватила: "Теперь-то в достатке
С пятью сыновьями на ферме живём.
Маис уродился - по фунту початки,
И скоро отёла хорошего ждём.
Но вот по вине Главной Лиги бейсбола,
С тобою, мой Джимми, мы словно враги:
Ты - страстный фанат Долговязого Пола,
А я - за команду Малютки МакГи!"
Маисовый пудинг дожёвывал Джимми...
И вдруг проворчал, отодвинув сироп:
"Плевать на бейсбол! Не бывать нам чужими!
Не морщи свой чёрный морщинистый лоб!"
Диагноз
Наш диагноз - разочарование:
Кто-то разуверился во мне,
В ком-то - я... Усугублять страдания
Ни желанья, ни здоровья нет.
Значит, в целях личной безопасности
Надо обезличить всех вокруг:
Скорби от чужих душа б могла снести,
То ли дело, если ранит друг...
Наш диагноз - недопонимание:
От обиды плачем по углам...
Мы конфликт предупредим заранее,
Я вам дуться повода не дам:
Прекратим о важном разговаривать,
Перейдём на бытовую речь -
Станет легче ближних "переваривать",
Как гора, поверьте, рухнет с плеч.
Наш диагноз - самоистязание...
Знать, от рефлексии вместо сна,
Смутная догадка стала манией:
"Я несчастен! Жизнь моя грустна!"
Крепкий алкоголь, походы в сауну,
Антидепрессанты и гипноз -
И унынье нам помашет саваном!
-"Ты "донт ворри"?"Хэппи?" - "Ес, офф кос!"
Наш диагноз - вечные метания
Между большим или меньшим злом...
Залечились им до привыкания,
Но к Врачу упрямо не идём...
Наркотик
Привычка - кого-то бездушным назначить.
Вздыхать: "Никогда он меня не поймёт!",
На жалость к себе неустанно батрачить...
О, всё это для эгоцентрика - мёд :
Заранее знать, что тебя не оценят,
Поскольку лишь плебс узколобый вокруг,
И чуткости ну ни в одном подлеце нет.
Но ты - не звено круговых тех порук,
Которыми мир беспринципный опутан!
Ты - тонкий! И звонкий! И чистый душой!
Среди тяготеющих к скобным минутам
На званье "непо̀нятых" конкурс большой....
Бывает, что люди проблему подкинут,
Коварно и подло посмеют понять -
Ты держишься с мантрой "не дать бы слабину".
Винишь их, мол: "Поняли поздно меня!
Хоть ложки нашлись, но осадок остался,
И я его этими ложками ем!
Не надо мешать, я недообижался!
Я недопридумывал кары вам всем!
Оставьте мне самый удобный наркотик -
Любимое саможаленье моё!
Я лягу, и ручки сложив на животик,
Размыслю о том, как судьба меня бьёт,
Припомнив того, кто давно иль недавно
Меня оскорблял, унижал, зазирал..."
Все знают - уныния дух сверхлукав, но
У беса гордыни хитрее игра...
Тут только Сам Бог вспоможенье окажет,
Ведь ближних ты смело клеймишь: "Лицемер!
Как мягко он стелет, как щедро он мажет!
Нашёлся обра̀зчик высоких манер!
Я знаю его, и меня не подкупит
Участливость речи и дружеский вид!
Бездушный он!" Всё это бес... Как отступит,
Так сразу рассеется сумрак обид,
И станет так просто другим улыбаться,
Прощать и прощенья просить самому.
Дай Бог нам до этого дня продержаться,
Дожить в наркотическом сладком дыму...
Предостережение
Любителя страдать без веских поводов
Однажды веский повод отрезвит:
Судьбу накроет тучей, роем оводов
Изжалит сердце, душу уязвит.
И сразу всё позна̀ется в сравнении,
Всё моментально станет на места...
И человек постигнет в изумлении,
Что жизнь гораздо более проста.
И что печальки незачем надумывать,
Ну а проблемы надо бы решать.
Что без лица загадочно-угрюмого
Намного легче жить, любить, дышать.
А если взор его перенаправится
С любимого себя на остальных,
То может статься, что ему понравится
Гасить их боль, заботиться о них.
В свои обидки и переживаньица
Впредь не захочет он уже нырять.
Пойдёт по жизни, не боясь пораниться,
Расстроиться, отдать и потерять.
"Ах, если б только знать об этом ранее!" -
Он скажет - "Я же всё бы изменил!
На самосочинённые страдания
Я б не потратил столько лет и сил!"
Ты любишь пострадать без веских поводов?
Пока не поздно, эти игры брось -
У жизни много аргументов, доводов,
Чтоб убедить, что БОЛЬ печальке рознь...
О мужчинах
Мужчина должен быть великодушным.
От мелочных, сварливых муже-баб
Тоскливо на душе. Нам с ними скучно.
Нам жалко тех мужчин, кто духом слаб.
Зачем же врать, что наш предел мечтаний -
Подарки, комплименты и цветы?
Мы ждём, когда мужчина перестанет
По-детски препираться: "Ну а ты?!"
И лень, и настроение дурное
Подавит, превозможет в нужный миг.
И в ссорах, даже если мы виною,
Окажется мудрей, ведь он мужик.
Мужчина должен быть всегда сильнее.
Физическая немощь ни при чём,
Ведь дух не может побеждаться ею.
Не бицепс держит крепкое плечо.
Обидки и истерики мужские
Безмерно удручают женский пол.
Мужик, нырнувший в чувства, как в стихию -
Малец, что ищет мамочкин подол.
Да, вы упрёки сдержите едва ли
В том, что и сами мы не без греха -
Когорта баб из закалённой стали
Рвёт древние устои, как меха.
Скажу элементарнейшие вещи:
Закон житейской логики таков -
Растёт процент мужеподобных женщин
В среде женоподобных мужиков.
Из них не каждый носит блеск и тушь, но
Ответственность отсутствует у всех.
Я не права? Ну, что ж - великодушно
Не поднимайте женщину на смех.
Вниманье
Все мы - люди. Дорожим чужим вниманьем
К нашим мнениям, талантам и уму.
Но при этом мы оспаривать не станем:
Как же лень дарить вниманье самому!
"Много чести!", "Обойдётся!","Перебьётся!",
"Не сегодня!", "Может, как-нибудь потом!"...
А «потом» - не наступает, остаётся
В ежедневнике пропущенным листом.
И за жизнь таких страничек набегает
Не с брошюру, а огромные тома…
Тут снобизм и эгоизм нам помогают,
Нас оправдывает быта кутерьма:
"Я же занят, не могу ж я разорваться!"-
И ныряем в беготню и суету.
Батарейки из своих душевных раций
Вынимаем и бросаем за версту,
Чтоб тревожную морзянку не расслышать,
Чтобы совести укоров избежать.
Эта совесть... Из души её не выжить,
Дай лишь повод - будет резать без ножа.
"Нет проблемы, если нету человека!"-
Наш негласный, но решающий девиз.
То работа, то базар, то дискотека...
"Не могу ж я..." - ну, конечно! И не рвись!
Даже трубку не бери, не отвлекайся -
В самом деле, не потоп же, не пожар.
В храм зайдёшь - в поздноядѐнии покайся.
Ну, а в чём? Ведь никого не обижал -
И возможностей таких не возникало:
"Здрасьте! - Здрасьте!" - безопасный диалог.
Без страстей, без раздраженья, без накала.
"Ну, пока!"- и в свой мирок, в свой уголок:
"Только глупых и больных не утомляют
Часовые разговоры ни о чём,
Если денег и очков не добавляют.
Что за радость - быть для душ чужих врачом?!
Тут с собой бы разобраться, да недо̀суг!"
Часто думаем: да в чём он, наш-то крест?
Из каких он, в переносном смысле, досок?
Нам на это тратить жизнь не надоест -
Мы ж не нехристи, не звери, извините!
Мы печёмся о спасении своём!
Если ж тяготы – чужие, то носить их
Не с руки нам. Слишком узок тот проём,
Сквозь который мы протиснуться желаем,
Чтоб вкусить святую радость Райских благ.
А с чужим балластом будет не до Рая!
Так нам кажется… Окажется - не так:
Тот, кого "грузила" жизнь, "грузили" люди,
И он всё это смиренно брал и нёс,
И не брезгуя, вдохнуть спешил всей грудью
Душный пар чужих страданий, горя, слёз -
Тот дойдёт… Войдёт, натруженный, уставший,
В оный Рай, где Сам Господь с его рамѐн
Снимет тяжесть... И за груз, вдруг ценным ставший
Он получит лёгкость совести взамен.
Удивится трудник праведному званью -
Чай, не книжник, не подвижник, не пророк.
Он всего лишь не жалел своё вниманье...
Ведь просили же, иначе он не мог!
...Так бывает: кто-то скучный и докучный
Ждёт вниманья. Эгоизм? Капризы? Блажь?
Не скупись, не злись - Господь Собственноручно
Принимает то, что людям ты отдашь...
Медь
Ведь всё хорошо! Жизнь удобная, вольная, сытая.
Живи только - радуйся, пользуйся всем, что дано!
Но душу грызёт беспокойство - неявное, скрытое.
И золото в медь превращает привычно оно.
Любого спроси - он ответит, что с жиру ты бесишься:
Чего тебе надо, чего тебе мало ещё?
Ты сам выбираешь пути, за другими не мечешься,
Надеешься лишь на своё и чутьё, и плечо.
Что счёл непосильным - отверг: "Пощади меня, Господи!
Не справлюсь - сломаюсь и разочаруюсь в себе.
Добавится только морщин, не идущей мне проседи
И тягостных дум о своей несчастливой судьбе..."
Но вот - без седин, без морщин, без постыдного опыта
Нелепых падений и чьих-то жестоких смешков -
Скажи, почему нелегко удержаться от ропота?
Да чем же комфортный твой мир для тебя не таков?
"Не главное это"? А что же, по твоему, главное?
Ну, счастье, в твоём понимании, в чём состоит?
Не в том ли, чтоб не принимать пораженья бесславные?
Не в том ли, чтоб не получать даже малых обид?
Жить так, чтобы самооценка держалась "на уровне"?
Внимать панегѝрикам милых и славных людей?
Работать лишь там, где ни деспота, ни самодура нет?
Любить лишь того, кто тебя любит много сильней?
Ну, вот же! Ну что же, ну как же - неужто не нравится?
Живёшь, как мечталось - при этом кричишь:"Караул"?
От счастья тебя отделяет прочнейшая ра̀бица -
Ты сам свою волю вдоль личных границ протянул...
...Уверены мы, что судьбу выбираем счастливую,
Когда лишь по собственной воле решаемся жить.
Стучится к нам Бог - с предложением, не с директивою.
Но страшно услышать, что хочет Он нам предложить:
А вдруг Его Воля окажется нам неугодною,
Ведь Бог не во всём человеку спешит угождать?
Имея горячую голову, сердце холодное,
Нельзя рассудительным быть, но легко рассуждать:
"Он подвига, может, захочет. И жертвы какой-нибудь.
А жертвенность - это ловушка, подстава, капкан...
Мы, Господи, лучше уж сами, за нас Ты спокоен будь,
Начертим маршрут, обозначим свой жизненный план."
Но все эти планы, не сбывшись иль сбывшись - не радуют...
Все эти маршруты заводят всегда в тупики...
И каждый из нас на колени в отчаяньи падает,
И просит у Бога спасенья от лютой тоски.
Ведь страх непосильных бремён и все фобии прочие,
Все звучные кредо "хозяина жизни своей" -
Теряют значенье, слагают с себя полномочия...
И тянет заплакать по-детски: "Прости! Пожалей!"
Прощает, жалеет Господь. Наставляет на истину
Того, кто достаточно смел, чтоб смиренье иметь
Признаться себе, что без Бога, вне Бога - бессмысленно
Искать своё счастье. Без Бога и золото - медь...
Комод
Я не стану больше плакать
Ни о ком и ни о чём -
Я умоюсь, я закроюсь.
Я улыбку нацеплю
И без производных мака,
Запечатав сургучом
Непрочитанную повесть -
Всю о том, кого люблю.
В нижнем ящике комода -
Место новое её.
Среди писем и открыток
От неузнанной родни,
С незапамятного года,
Из неведомых краёв…
Как пещера - древний свиток,
Пусть комод теперь хранит
Все нелепые надежды
И банальные мечты -
То, что мучало, терзало
И порой лишало сна.
Спросят: "Чем заполнишь брешь ты?
Умноженьем суеты,
Хоть и так её немало?"
Да ничем - она нужна:
Пусть не буду больше плакать,
Отрекаться не хочу.
Мой комод - добрей камина
И корзины для бумаг.
Среди пыли, среди мрака,
Покорившись сургучу,
Бьётся сердца половина
В такт с другой. Синхронно так...
Любовь
Любовь в тебе прорастёт, после - вырастет.
Страх, гонор перерастёт, ум изменит.
Попользуются тобой, да и выбросят?
Забудут, пренебрегут, не оценят
По долженствованию, по достоинству?
За жертвы и труд спасибо не скажут?
Но скажет Господь Бесплотному Воинству,
Увѐдомит Он Небесную Стражу -
О камень с тех пор не преткнётся нога твоя.
И Воля Его о твою уже не преткнётся.
С любовью твоя душа - существо крылатое.
Жизнь рушится, а она живой остаётся...
Окна
Не смотри в чужие окна на иную жизнь,
И завистливо не думай, мол, " у них там - рай..."
И от слёз саможаленья тоже удержись,
В "обделённого судьбою" больше не играй.
Допусти, что оказавшись за чужим окном
(Тем, что шторкою в горошек так твой взор влечёт),
Обретёшь ты там не счастье, не уютный дом,
Не людей, по духу близких, а наоборот -
Тот сюжет, который про̀жит должен быть другим.
А тебе в сценарий этот незачем входить -
Ты найти, конечно, можешь сносный текст и грим,
Остальным героям пьесы этим угодить,
Только ты за этой шторкой станешь не собой,
И тебе её горошек быстро надоест.
То, что издали пленяет, ма̀нит красотой,
При серьёзном отношеньи - непосильный крест.
Просим, требуем у Бога: "Дай мне! Помоги
До мечты дойти, коснуться и остаться с ней!"
В судьбах собственных нам, бедным, не видать ни зги,
Оттого, что нам чужое слаще и милей.
Кто своё окно отмоет, чтоб глядеть на мир
Не сквозь мутные разводы грязного стекла,
Тот и сам рассмотрен, понят прочими людьми
Будет чётко. Уж какой бы шторка ни была...
Латы
Умеющие лгать, не краснея,
Несущие, как щит, свою ложь,
Вам вправду безопасней за нею,
Спокойней и удобней? Ну, что ж...
Мои увещевания тщѐтны
Окажутся, ведь вы - против всех.
Какие шрамы мне незаметны -
Не знаю. А домысливать - грех.
Для прочих недоверие - мука,
Для вас оно привычно вполне:
Комфорт - когда не входят без стука,
Не хлопают, смеясь, по спине...
Для вас нормально - жить, не сближаясь
Ни с кем. И не делиться ничем,
Чтоб после не страдать, обижаясь,
Не плакать чтоб на чьём-то плече.
Жизнь без взаимопроникновений
Страхует от предательств и дрязг,
От массы неприятных мгновений...
Тяжелых лат мне слышится лязг,
Когда вы очень искренне лжете -
Без пафоса и лишних прикрас,
На дружеской, приветливой ноте…
Нет, боль не из-за вас. А за вас.
Крепка
Все, кто с этим живут - ну как они выживают,
Если я захлебнулся с первого же глотка?
Грубым шрамом на сердце - линия межевая:
"До" и "после". Любовь и вправду, "как смерть, крепка"(с)...
Забывай теперь принудительно - добровольно...
Принуждай теперь свою волю к тому добру,
Что нашёл себе от добра - с ним почти не больно.
Если честно, с ним так же больно, зачем я вру?
Замечать в себе, растравлять в себе рану эту
Впредь не стану - я приучаюсь себя жалеть.
Все страдания, поздно, рано ли, канут в лету.
Жду я лета... А чтоб за зиму не околеть,
Становлюсь я предупредительно аккуратен:
К письмам тянется, к фотографиям ли рука,
Ей другая - наперерез. С убежденьем: хватит
Спотыкаться о ту любовь, что как смерть, крепка.
Для смирения попускаются, не иначе,
Столь досадные преткновения на пути:
Не справляешься, обижаешься - слабый, значит...
Где там в силу, да хоть бы в разум сперва войти...
А войдёшь в него - страх сжимает всерьез, до колик:
"Вся зависимость, всё бесправие, рабство - тут!
На себе можно ставить "крестик", теперь я - "нолик":
Душу выжмут, и ноги вытрут, и осмеют..."
И хоть в " крестике" различаешь свой крест не сразу,
Но помаявшись вне комфортненького мирка,
Очень хочешь понять значенье неясной фразы
В вечной Книге - о той любви, что " как смерть, крепка"...
От гордыни лекарств немало, на самом деле.
Осознать свою уязвимость - одно из них.
Может, ради такой благой и полезной цели
Этот опыт в судьбе безбедной моей возник?
... Все, кто с этим живут - те выживут, с Богом если.
Я признал свою слабость и тоже решил суметь -
В обстоятельствах жизни ответит Господь, а есть ли
На земле та Любовь, что сильней и важней, чем смерть...
Жалость
Не хочет гордый, чтоб его жалели -
Всё мнится, что снисходят свысока.
Сознание проводит параллели
Меж "я" и "мне" - ох, пропасть велика:
"Я - в состраданьи доброту являю,
А кто-то - лицемер, циничный шут.
Я - обижаю, недопонимая.
Меня - нарочно по больному бьют.
Я - ни на ком обузою не висну,
А мной, напротив, пользуются все.
Моя любовь - чиста и бескорыстна,
А чья-то - эгоизм во всей красе..."
Как только приязнь гордого коснётся
К кому-нибудь из ближних - "SOS! Аврал!" -
Занервничают бесы. И начнётся:
"Не верь! Поверил - значит, проиграл!
Достойных нет! Вокруг одни подонки!
Насмешники, завистники, лжецы -
Твоё несчастье переждав в сторонке,
Спешат устроить на руинах цирк!
Не доверяй их приторным "Айм сорри..." -
Во всём психологический расчёт!
Когда ни с кем своё не делишь горе,
Тебя никто потом не предаёт..."
Не хочет дьявол, чтоб жалели гордых.
Ведь не жалея, трудно их любить...
А жизненный их путь - он весь в бигбордах,
Как красную Господь проводит нить,
Им попуская скорби, униженья -
Возможности утратить важный вид.
Чтоб жалостью чужой пренебреженье
Не стало отвержением любви.
Но гордость их сердца ожесточает,
Мешает им смиряться и в беде...
И каждое сочувствие встречает
Отпор - подвохи видятся везде:
"Я не хочу, чтобы меня жалели!
Уж лучше ничего, никак, чем так!"
И те, чьи взоры, было, потеплели,
Уходят, сокрушаясь: "Во дурак..."
Из тысячи один рискнёт - вернётся,
И не припомнив гордому вину,
Сумеет пожалеть... И тот очнётся.
И спросит: "Жалко? Любишь, что ль? Да ну..."
Несоответствие
Я не справляюсь, не соответствую, не дотягиваю...
Что характерно - и не желаю себя тянуть.
При слове "надо" я раздражаюсь, я нервно вздрагиваю.
И убегаю - сперва в отказ, а затем - в вину.
Непослушанье, негативизм - искушенье детское ли?
Я же не кашу отодвигаю на край стола:
"Нет, не могу, не буду, не стану!" - животик, дескать, болит.
Знаю, мне скажут: "Если б хотела, ты бы смогла."
Я не справляясь, не исправляюсь. Исправно плакать хотя б...
Но покаянье - на расстояньи того пути,
Который вряд ли преодолеет мой злобный внутренний раб:
Свободы бремя - давит, не греет. Крест - тяготит.
Не притесняет, а разъясняет Господь все наши права.
Не подфартило нам, инфантилам... И потому:
"Нет, не могу, не буду, не стану!" - болит опять голова.
Бить ею в стену я перестану, когда пойму:
Несоответствие - оно от страха вкусить ответственности.
Ну чем не каша - несладко, скучно, но без неё
В больших и сильных, в святых и мудрых - ну как из детства расти?
"Захочешь - сможешь!" Что ж, улыбаемся и жуём .
Отстань
"Бимка, отстань от меня со своей любовью!
Не подпирай мою дверь! Не мешай, уйди!
В щѐлях мелькает твой глаз под седою бровью -
Ждёшь, что впущу, приласкаю. А ты не жди,
Хватит с тебя! Погулять, покормить - и хватит!
Морду убрал! Не лижи меня, не слюнявь!
Вечно торчат твои лапы из-под кровати!
Место! Лежать! И в покое меня оставь!"
Бимка уйдёт - очень мало живут собаки.
Сколько осталось ему? Года три... Ну, пять...
Он доживает свой век в коридорном мраке,
Твёрдо усвоив понятья "терпеть" и "ждать".
Жалко для Бимки мне доброго взгляда, слова.
Не до него - без того полон день забот.
Звери, вы смертны. Не будет для вас иного
Мира. Лишь тот, что хозяин вам создаёт...
"Мама, отстань от меня со своей любовью!
Жарко, зачем мне твой шарф?! Не мешай, уйди!
Что ж ты никак не расстанешься с главной ролью?
Я же давно не нуждаюсь в твоей груди!
Да, я поспала, поела, не заболела!
Эти вопросы способны свести с ума!
Я же кого-то просила: звонить по делу!
Есть что по делу? Пока. Позвоню сама."
Мама уйдёт, как уходят другие мамы -
Тихо, чтоб не напугать, не отяготить.
Шарф, что был некогда связан её руками,
Будет всегда меня греть, будет мне светить...
Жалко для мамы мне доброго взгляда, слова -
Я с увлечением строю судьбу свою.
Мамы бессмертны. Но встречусь ли с нею снова,
Если сиротскую старость ей создаю?..
"Боже, отстань от меня со Своей Любовью!
Зря ты стоишь и стучишь. Не мешай, уйди!
Я тут сражаюсь с тоской и душевной болью.
С прошлым, и с тем, что рисуется впереди.
Если зверей и людей я любить не в силах,
То на Тебя и подавно ресурсов нет!
Знаю, я горько заплачу на их могилах.
Буду терзать и корить себя много лет..."
Бог не уйдёт. Он ко мне подойдёт поближе.
Он мне откроет известную остальным
Тайну: любовь, та, которой в себе не вижу,
К смертным, тем паче к бессмертным - даётся Им.
Он нам являет Себя в добром взгляде, слове.
Он изменяет жестокий характер наш.
Боже, Ты нас возлюбил до пролитья Крови.
Верю, Ты новое сердце во мне создашь...
Праздные вопросы
Знаешь, трусость – она ведь тоже бывает разная…
И гордыня – необязательно напоказ…
Не люблю я, не задаю я вопросы праздные.
Да и мне их никто вменяемый не задаст.
Отчего же тогда вменяю я всем вменяемым
Равнодушие, бессердечие и т. д.?
Быть знакомым, тем паче другом – быть значит зна̀емым.
Тем, кто зна̀ем, не пишут вилами по воде…
Тщетно гордость творит легенду про необидчивость:
«Всё равно мне, мол, и давно мне на всех плевать!» -
Выдают нас в речах и взглядах подтекст и притчевость,
Коих очень стыдимся, силимся изживать.
Мы же - дети! Простое, верное объяснение…
Мы желаем, чтоб замечали хотя бы нас.
В идеале – по нам скучали. И наше мнение
Узнавали, побеспокоившись лишний раз.
Но с другими так обходиться не получается:
«А чего он?!», «Ну он же первый включил игнор!»
Жизнь - проходит… Не «счёты сводит», не «мстит»… Кончается,
Лишь открыв нам весь спектр возможностей, весь простор -
Дать понять, что мы чьей-то жизнью интересуемся,
И печёмся не исключительно о своём.
Если тру̀сим, гордимся, злимся, как дети, дуемся -
Жизнь проходит, пока мы порознь её живём.
Или «ею»? Решусь на подвиг: спрошу, ка̀к правильно,
Не у Гугла - и Бог мне в помощь! Сломаю лёд
И корону свою: «Простите, что отвлекаю, но…
Я, ваш друг – несамодостаточный идиот!»
Выбор
Передо мной симметрично лежат два зла…
Выбор – как между чёрным и белым хлебом.
Брошу ли жребий, "фортуна чтоб помогла"?
Или прислушавшись к тайным душевным требам,
Выберу то, что приятнее для меня,
Проще, удобнее, выгоднее в итоге?..
…В сумраке но̀чи и даже при свете дня
Видится зло симпатичным, привычным многим...
«Все так живут!» - каждый ищет во зле добро,
Чтоб зацепиться… Зубами в него вцепиться,
Задекларировать. И ведь любой порок
Рвётся во что-то «нормальное» превратиться!
Лайки и "ойки" – полнейшее "ми-ми-ми"...
"Лайки не лгут! Там, за ними - живые люди!"
Ну а за «понимающими» людьми -
Тот, чья идея когда-то пришла к Иуде...
Всякому он предлагает однажды зло
В разных обёртках, но сходное по составу.
Очень торо̀пит: «Решайся, чтоб не ушло
Время!» …Ну? Мы послушно возьмём отраву,
Будто Добра – Божьей Правды – на свете нет?
Словно наш выбор диаволом ограничен:
Надо избрать талисман или амулет,
Прелюбодейство иль блуд?.. Да уж, грех различен,
Только все вариации – в зоне зла…
Нужно не верить кривым этим перспективам,
Чтоб у души перспектива спастись была.
Правильный выбор не может не быть счастливым…
