80 (84). К правителю области (Учтиво приветствует сего правителя Каппадокии, вероятно Илию, и вмес­те выговаривает, что четырехлетнего внука одного старца сделал членом совета. (Писано в 372 г.))

Почти невероятно, что намереваюсь писать, однако же будет сие написано ради истины, а именно: имея сие желание, сколько возможно чаще беседовать с твоею правотою, когда открылся этот случай писать к тебе, не кинулся я на сию нечаянную прибыль, но помедлил и не пользовался случаем. Итак, странно в сем то, что прежде желал этого, а когда случилось, не принимал. Причи­на же в том, что стыжусь подать о себе мысль, будто всякий раз пишу не чисто из дружбы, но удовлетворяя какой-нибудь нужде. Но и то пришло мне на мысль (а желаю, чтобы и ты, рассудив это, не думал уже, будто вступаю с тобою в собеседование более из выгод, нежели из дружбы): разговор с начальниками должен иметь какое-нибудь отличие от разговора с людьми частными. Неодинаково надобно вести слово и с врачом, и с первым встреч­ным, с начальником и с человеком частным, но должно употреб­лять старание, чтобы воспользоваться чем-либо для себя от искусства первого и от власти другого. Поэтому как за теми, кто на солнце, непременно следует тень, хотя бы и не желали того сами, так и беседа с начальниками сопровождается, как придаточной какой выгодой, вспомоществованием людям стражду­щим. Итак, первою причиною письма пусть будет самое привет­ствие твоему великодушию; это надо почесть добрым содержа­нием письма, хотя бы не было никакого иного предлога писать. И таково мое приветствие тебе, превосходнейший: да будешь храним ты для целого света, восходя от одной начальственной должности к другой и благодетельно покровительствуя то тем, то другим! Такое благожелание для меня обратилось уже в при­вычку, а обязаны им тебе и те, которые, хотя несколько, испыты­вали твои начальственные доблести.

Вслед же за благожеланием приими и просьбу об этом жал­ком старце, которого и царская грамота освободила от обществен­ных должностей, лучше же сказать, которому еще прежде царя сама природа дала необходимое освобождение от дел. Но ты и сам подтвердил оказанную свыше милость из уважения к приро­де, и, как мне кажется, по предусмотрительности о благе народ­ном, чтобы человеком, который по летам выживает уже из ума, не было подвергнуто опасности общее дело. Но для чего же ты, чуд­ный, другим путем, сам того не замечая, опять выводишь его на среду? Ибо внуку его, которому нет еще и четырех лет от рожде­ния, приказав участвовать в советодательном собрании, что иное Делаешь, как не старца опять в лице внука снова вводишь в дела общественные? Но теперь прошу тебя умилосердиться над тем и Другим возрастом и обоих уволить из жалости, приличной тому и Другому. Ибо один не видал и не знал родителей, но чужими Руками введен в сию жизнь, еще в пеленах оставшись сиротою без отца и матери, а другой столько времени сохраняется для жиз­ни, что ни один род несчастий не миновал его: он видел преждевременную смерть сына, видел дом, оставшийся без наследников, и теперь, если самим тобою не будет придумано что-либо, достойное твоего человеколюбия, увидит, что и эта отрада в бесчадии обратилась для него в источник тысячи бедствий, потому что мало летний ни в советники включен не будет, ни податей собирать не станет, ни воинам заготовлять жизненные припасы, не по необхо­димости опять покроется стыдом седина бедного старца. Итак окажи милость, согласную с законами и сообразную с природой повелев одному быть в покое до мужеского возраста, а другому на одре ожидать смерти. А непрерывностию дел и настоятельностию нужды пусть оговариваются другие. Ибо не в твоем нраве — или оставлять без внимания несчастных, или не оказы­вать уважения законам, или не делать снисхождения просящим друзьям, хотя бы люди завалили тебя делами.