55 (59). К Григорию, дяде (Прерывая молчание, все причины несогласия с дядей находит в собствен­ных грехах своих и просит прекратить сие несогласие, вредное для целых городов и народов, со своей же стороны соглашается на принятие тех мер, какие придумает дядя. (Писано в 371 г.))

 «Молчах, еда и всегда умолчу и потерплю» (Ис.42, 14) до­лее, чтобы против себя самого подтвердить, как несносен вред молчания, когда не буду и сам писать, и слушать обращающего ко мне слово? Ибо доселе терпеливо державшись этой печальной мысли, нахожу для себя приличным сказать словами Пророка: «Терпех яко раждающая» (Ис. 42, 14),— терпел, всегда желая или свидания, или слова и всегда не получая сего за грехи мои. Другой сему причины не могу и придумать, но уверяюсь, что за старые свои грехи несу наказание в разделении со своею любовью, если только кому бы то ни было, тем паче мне, которому ты сначала был вместо отца, дозволено будет в рассуждении тебя употребить это слово — «разделение». Но теперь грех мой, подобно какому-то густому облаку облекая меня, произвел не­ведение всего этого. Ибо когда посмотрю, что случившееся, кро­ме причиненной мне печали, не принесло никакого иного плода, тогда несправедливо ли приписывать мне настоящее грехам сво­им? Но если грехи причиною происшедшего, то пусть это по крайней мере положит конец неприятностям. И если тут было что по предусмотрению, то намерение, без сомнения, выполне­но, потому что немалое время нес я утрату. Почему, не удержива­ясь долее, первым отверз я уста и умоляю тебя вспомнить обо мне, а также и о себе, который во всю жизнь больше, нежели сколько требовалось по твоему родству, показывал о мне попече­ния; умоляю ради меня полюбить теперь и город, а не чуждать­ся его по моей вине.

 Итак, ежели есть какое утешение о Христе и какое общение Духа и ежели есть сколько-нибудь сердоболия и сострадатель­ности, то исполни мою просьбу, прекрати все, приводившее в уны­ние, положи некоторое начало тому, что веселило бы на будущее время; сам веди других к лучшему, а не за другим следуй, куда не должно, потому что и телесные черты нельзя признать кому-либо так собственно принадлежащими, как душе твоей принад­лежат мир и кротость. Такому же человеку прилично привлекать к себе других и делать, чтобы все приближающиеся к тебе ис­полнились кротостью твоего нрава, как благовонием некоего мира, ежели и есть теперь нечто противоборствующее, то в скором времени и оно познает благо мира. Но пока от несогласия имеют место клеветы, по необходимости непрестанно растут худые подозрения. Потому и им неприлично не порадеть обо мне, а более всех неприлично твоей чести. Ибо если и погрешаю в чем, то, вразумленный, исправляюсь. Сие же невозможно без свидания. А если не сделал я несправедливости, то за что меня не­навидят? И сие-то представляю в собственное свое оправдание.

  Но что скажут о себе Церкви, которые не на добро себе участ­вуют в нашем несогласии, об этом лучше молчать. Ибо веду слово не для того, чтобы оскорбить, но чтобы положить конец оскорби­тельному. От твоего же благоразумия ничто, конечно, не сокры­то; напротив того, и сам в уме своем изобретешь, и другим ска­жешь нечто такое, что гораздо важнее и совершеннее придуман­ного мною, потому что прежде меня видел ты вред, какой терпят Церкви, и больше моего скорбишь о том, издавна наученный Гос­подом не презирать никого из меньших. Теперь же вред ограни­чивается не одним или двоими, но целые города и народы участвуют в наших несчастиях. Ибо нужно ли и говорить о той молве, которая идет о нас в странах отдаленных? Потому прилично твое­му великодушию уступить любопрительность другим, лучше же сказать, если возможно, истребить ее и в их душе, самому препобедить огорчительное терпением. Ибо мстить свойственно всякому прогневанному, а стать выше самого гнева — это свойственно те­бе одному и разве тому, кто близок к тебе по добродетели. Не ска­жу еще того, что негодующий на меня изливает гнев свой на чело­века, не сделавшего никакой несправедливости. Поэтому или при­бытием своим, или письмом, или приглашением к себе, или каким тебе угодно способом утешь мою душу. А мое желание, чтобы твое благочестие явило себя Церкви и самим лицезрением тво­им и словами твоей благодати подало врачевание мне и вместе народу. Поэтому если возможно сие, то всего лучше будет; а если угодно тебе и другое что, приимем и то. Только снизойди на мою просьбу и извести наверное о том, что заблагорассудится твоему благоразумию.