2. Обстоятельства написания послания к Ефесянам

Где написано?

Послание сие писано святым Павлом из уз, как неоднократно поминается о том в нем самом (3, 1; 4, 1; 6, 20). Но узы святого Павла начались скоро после прощания его с ефесянами. Вслед за отплытием его из Милета, в местах, куда он заходил, слышатся из уст пророков решительные указания на неизбежные для него узы, которые и сам он предчувствовал (Деян. 21, 4, 10–14). А как только показался он в Иерусалиме, чрез несколько дней был схвачен асийскими иудеями и предан ненависти народа, которым и был бы лишен жизни, если б не вступилось за него языческое начальство. Оно взяло его и держало в узах, сначала в Кесарии, а потом и в Риме. Так язычники сохранили на нужное время свыше определенного для них проповедника Евангельской истины!

Так узы святого Павла начались еще в Иерусалиме, длились года два в Кесарии и закончились после двухгодичного продолжения их в Риме. Написание послания можно относить к какому угодно месту узничества Апостола. Но в Иерусалиме некогда было писать; надо полагать — в. Кесарии или в Риме. Где же? — Лучше положить — в Кесарии. Склониться на это предположение заставляет то, что при этом удобнее будет решить некоторые недоумения, возникающие по поводу особенностей послания, как увидим. Но можно находить некоторые намеки на это и в самом послании.

В послании нет ни малейшего указания на какие-либо изменения в Церкви Ефесской, в добрую или худую сторону. Оно видит ее такою лее, какая оставлена она была святым Павлом. Если б произошло там что-либо достойное замечания, Апостол не преминул бы помянуть о том, как сделал потом в послании к Колоссянам. Судя по изменчивости дел человеческих, надо допустить, что, если ефесяне все те же были, когда святой Павел писал сие послание, то, верно, потому, что некогда еще было им измениться и что, следовательно, оно писано к ним скоро после отбытия оттуда святого Павла. Если так, то оно писано из Кесарии, ибо писание из Рима уже не будет скоро, а на третьем или четвертом году после разлучения с ними Апостола. В такой же промежуток времени мало ли что могло случиться в Ефесе, как видим на Солуни, Коринфе и Галатах?! — И Апостол не умолчал бы о том.

На это же может наводить и то, что Апостол просит ефесян молиться, чтоб дано ему было слово, устами своими открыто, с дерзновением, возвещать тайну благовествования (Еф. 6, 19). Эта молитва идет более к кесарийскому узничеству, чем к римскому: ибо в Риме Апостол пользовался большею свободой, а в Кесарии он был точно заключен, и только некоторым позволялось входить к нему (Деян. 24, 23).

К тому же можно взять во внимание и следующее. Два года в Кесарии (Деян. 24, 27) ужели провел святой Павел без дела? Не мог он сидеть здесь сложа руки; но как не имел возможности лично входить в сношения с обращенными им в христианство и действовать на обращение других, то, вероятно, писал. Может быть, в это время писаны им некоторые из тех посланий, которые считаются потерянными. Но ближе всего писал к ефесянам, с которыми только что расстался и память о которых теснилась в его сознании.

Что расположило написать такое послание?

В послании не указывается никакого особенного повода к написанию его, как было уже замечено. Но, судя по воодушевлению и высокому тону всего послания, можно считать вероятным, что святого Павла расположило написать его желание сообщить ефесянам те высокие созерцания, в которые введен он был Духом Божиим в его узничестве и которые восхищали дух его.

Войдем к сему Богом водимому узнику. Узы терпел он за свободу христианскую и за проповедь Евангелия языкам, к чему призван он Самим Господом, подтвердившим сие призвание незадолго пред тем в Иерусалиме (Деян. 23, 11). Внимание святого Павла и прежде не могло не держаться на этом предмете; теперь же оно было приковано к нему узами. Как в узах кесарийских позволяли приходить к святому Павлу только некоторым близким, и то послужения ради (Деян. 24, 23), то он все почти время был только сам с собою. Естественно было ему, стоя пред лицем Господа в умной беседе, более углубляться в дело, которое возлагалось на него. Дело призывания язычников уже началось, по явной воле Божией и по указанию свыше. Простая вера и всякое событие освещает включением его в планы Промышления Божия. Но самое созерцание места и значения текущих событий в ряду действий Промысла Божия не всем дается, и не все усиливаются входить в него. Виден был перст Божий в призывании язычников, и Апостол осязал его. Но в самые тайны Божий о сем он еще не входил, и Дух Божий не вводил его туда: ибо и избранникам Божиим не вдруг всесторонне открываются истины, а постепенно, по мере нужды в них и подготовленности к принятию их. И вот теперь только Дух Божий, влекший Апостола в Иерусалим для уз, вводит дух его в полное созерцание тайны Божией в призывании языков наряду с иудеями и образовании из тех и других единого спасительного Царства Христова. Что призываются иудеи, не дивно: они избраны на то издревле. Но что есть призвание языков? — Входя в это, Апостол не останавливался на одном внешнем явлении сего события, но восходил к самому началу его в предвечном совете Божием, поставлял в соотношение с лицами Пресвятой Троицы, с миром Ангельским, человеческим и со всеми тварями, и простирался за движением его чрез все века, — до возглавления всяческих во Христе Иисусе в вечности.

И он был служителем сей тайны. Чрез него Бог во Христе сочетавал иудеев и язычников, чтоб из тех и других образовать новый род, который бы, единясь с Богом в Господе Иисусе и в себе пребывая соединенным духом любви и братского взаимообщения, возрастал в совершенстве, подобно телу здоровому, стройно развивающемуся, или прочному зданию, мудро устрояемому.

Исполненному таких созерцаний духу Апостола естественно было желать — поделиться ими с возлюбленными чадами своими духовными и передать их им в сообразном слове. Последняя Церковь, над которою он столько трудился, была Церковь Ефесская. Ей и сообщает он изображение сей полноты премудрости Божией в устроении Церкви и спасения всех затем только, чтоб и они стали причастниками сего ведения и обрадованы были им. Оттого он не касается никаких частных случаев в Церкви Ефесской, ни своего среди их пребывания. Все это не представляло ничего особенного, что гармонировало бы с тем, чем занят был дух его. Высота созерцаний не позволяла ему низойти долу. Он весь вниманием своим в великой тайне Божией, то как она есть в Боге, то как осуществляется в Господе Иисусе Христе, то как восприемлется земнородными, то как усматривается и небесными, то как раскроется наконец в вечности во всей славе своей. Только в изображении обязанностей христианского общежития спускается он на землю, но и тут вы видите, что он на все смотрит с точки зрения той же тайны сочетания всех во едино тело под главою Христом.

Что все сие воодушевленно излагает он ефесянам затем, чтобы и они познали тайну премудрости Божией и порадовались, — об этом прямо говорится в послании. Так в начале его святой Павел молится, да Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, даст им Духа премудрости и откровения в познание Его: просвещенна очеса сердца, яко уведети, кое есть упование звания Его, и кое богатство славы достояния Его во святых (1, 16–18). И в конце опять преклоняет колена к Отцу Господа нашего… да даст им… разумети со всеми святыми, что широта и долгота и глубина и высота (сей тайны)… разумети же преспеющую разум любовь Христову (явленную в призвании их в Свое Царство) (3, 14–19). Так ощутительно в сих словах желание Апостола, чтобы и ефесяне вошли в созерцание той же тайны и исполнились того блаженного восхищения, какое осеняло его самого.

Но тогда как такое соображение достаточно объясняет происхождение послания к Ефесянам, по-человечески судя, — Дух Божий, действовавший в духе Апостола, не мог этим ограничиться. Можно доразумевать, что Он расположил Апостола изложить сообщенные ему откровения в руководство всей Церкви на все последующее время, оставить как бы памятную книгу о великом деле созидания Церкви Божией из иудеев и язычников.

Возьмем во внимание тогдашнее течение дел в Церкви. Апостол Павел, где ни проповедовал, всюду обращался прежде к иудеям и от них уже переходил к язычникам. Первые верующие везде были из иудеев. К ним присоединялись верующие и из язычников. Но дело везде шло так, что сии последние скоро превышали численностию первых, которые будто исчезали в массе их. Так было в Солуни, так в Коринфе, так у галатов, так, наконец, в Ефесе и во всей Асии. Всюду в кругу деятельности Апостола было так, что эллины поглощали иудеев. Но если тогда, в начале, было так, то тем паче должно было это иметь место в последующее время. Апостол не мог не видеть, что после совершенно изгладится разность иудея и эллина и всюду будут видеться только христиане без таких внешних отличий. Но при всем том та истина, что корень христианства в Ветхом Завете и эллины привиты к древу Израиля, должна быть всегда ведома и содержима верою. Забудься она — христианство явится чем-то оторванным. Язычники из чувства благодарности не должны никогда забывать, что они вошли будто в чужое достояние, единственно по милости Божией. Забыть же это легко становилось, когда пред глазами все более и более сглаживались личности, могшие напоминать о том одним присутствием своим (то есть иудеи). Вот и належала нужда дать знать будущим родам, кто они были и как сделались причастниками стольких благ, — чтоб помнили то, и, помня, Бога благодарили, и всячески старались держать себя достойно такого высокого звания. Святой Павел и делает это в послании к Ефесянам. Почему и заключает свое объяснение тайны призвания языков в Царство Христово заповедию: помните же вы, язычники, что вы были некогда без Христа, отчуждены от общества Израилева, чужды заветов обетования, не имели надежды и были безбожны в мире, а теперь во Христе вы, бывшие некогда далече, стали близки кровию Христовою… не чужие уже вы и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу (2, 11–19). Это не одним ефесянам урок, но и всем последующих времен верующим не из иудеев. Следовательно, и нам.

Помните! — Не заметил ли святой Павел, что точно стали забывать; забывая — не иметь должного отношения к иудеям, особясь от них или презирая их; а далее, может быть, забывать и великость дара Божия призвания во благодать Христову, отсюда же и о том, чтоб жить достойно звания не особенную иметь заботу. Устранение всех таких неправостей и мог иметь в виду святой Павел, между прочим. В послании к Римлянам он уже вразумлял язычников относительно сего. Теперь глубже воззревает он в сию истину, чтобы сильнее и воздействовать на умы, и запечатлеть ее неизгладимо в сердцах.

Не следует пропускать без внимания и того, что еще говорит Апостол: прошу вас не унывать при моих ради вас скорбях, которыя суть слава ваша (Еф. 3, 13). — Не смущали ли его узы верующих из язычников одних тем, что он из-за них терпит, других тем, что не умели понять, как — в узах лицо, столь высокое и такими знамениями вооруженное? — Это смущение рассеивает он одним словом: не унывайте… не распространяясь много, по незначительности дела и малости смущаемых лиц. После объяснения им тайны устроения Церкви само собою выходило: когда такое благо от проповеди, стоит ли обращать внимание на мои скорби? Каких жертв можно жалеть для сообщения его братиям моим?

Особенности сего послания.

Из такого воззрения на происхождение и назначение послания к Ефесянам сами собою объясняются особенности, резко отличающие его от всех других.

Первая из этих особенностей есть высота содержания, с соответствующею тому восторженностию речи и многообъятностию мыслей. Святой Златоуст пишет: «Говорят, что святой Павел, когда еще изустно оглашал ефесян, уже доверил им глубочайшие истины веры. По крайней мере, само послание исполнено возвышенных созерцаний и догматов… Оно исполнено возвышенных и необъятных созерцаний; в нем он объясняет то, о чем почти нигде не писал». Всякий сам удостоверится в том, как только начнет читать послание. Видение бесконечных благ, коих мы сделались причастниками во Христе Иисусе, восхищает Апостола и роит в нем святые мысли и чувства в таком обилии и с такою быстротою, что он не успевает схватить их словом. Мысль за мыслию текут неудержимо, пока не исчерпывают всего предмета, воодушевлявшего Апостола. И слово множится: ибо Апостолу желалось только очертить всякий умозримый предмет, не останавливаясь, однако ж, на нем особенно, а помечая его в общей череде текущих чрез сознание умных видений. Судя по такому характеру содержания послания и по такому тону речи в нем, оно есть тоже между прочими посланиями Апостола Павла, что Евангелие от Иоанна между Евангелиями.

Вторая особенность сего послания, — прямое следствие предыдущей, — есть общность. Апостол живописует вообще существо христианства, — как от века Бог положил спасти нас в Сыне Своем, как Сын Божий приходил на землю и устроил сие спасение, как все мы делаемся участниками сего спасения и как вследствие того должно нам жить и действовать. Ни на какие исторические случаи не указывает он. Все, что говорит он, может идти ко всякому обществу христианскому. Видно одно отличие лиц, под словами мы и вы. Это мы — иудеи, и вы — язычники, слияние которых в едином теле Церкви о Господе и служило исходною точкою всех увлекавших Апостола созерцаний. Основываясь на такой общности содержания послания, некоторые назвали его общим христианским катехизисом. И новым веропроповедникам действительно можно иметь его за норму в первых оглашениях иноверцев.

Из двух первых — третья особенность послания — та, что в нем нет указаний на какие-либо исторические обстоятельства ни самого Апостола, ни ефесян, к коим он писал его, и что в нем не прописываются приветствия каким-либо лицам, особенно значительным в Церкви Ефесской и близким Апостолу, как это делает он во всех других посланиях. Только и есть упоминаний, что об узах Апостола и его избрании на проповедь Евангелия языкам, и о Тихике, известном спутнике святого Павла и разносителе его посланий. — Апостолу не хотелось сходить к каким-либо обычностям среди таких необычных и всеобъемлющих созерцаний, в которых, конечно, продолжал он держаться и по изложении их в слове. И о философах замечают, что когда случается им войти поглубже в какие-либо метафизические умозрения, то они и потом долго занимают их душу, и им неохотно бывает в ту пору заняться чем-либо текущим.