Во избежание возможных недоразумений следует сделать два замечания.

Во–первых, автор ни в коем случае не хотел бы, чтобы у читателя создалось впечатление, будто все русское православное богослужение подходит только для пожилых женщин и что человеку, ищущему живой религиозной жизни, оно не подходит по самой своей сути. Это, конечно, не так. Речь идет лишь о том, как совершается это богослужение, в каком духе и о том, что необходимы, конечно, реформы в отношении значительной части богослужебного материала, особенно того, который входит в состав всенощных бдений.

Во–вторых, ни в коем случае не следует думать, будто имеется какая–то непроходимая пропасть между сферой религиозных интересов тех людей, которые ходят в церковь, и тех, о которых говорилось, что они вынуждены отказаться от посещения храма из–за непонятности того, что там происходит В действительности и у тех, и у других имеется обширная «зона перекрывания». Не только вновь пришедшие в храм или интеллигентные верующие люди, но и наши «бабушки» прекрасно отличают хорошее пение от плохого, хорошую проповедь от плохой, подлинно евангельский дух священнослужителя от формального требоисполнительства. Дело просто в том, что у «бабушек» нет выбора, нет другой сферы активной жизни. Они рады бы слышать живое евангельское слово, но никто им его не предлагает. Они действительно, в отличие от других слоев нашего общества, наиболее консервативны и обладают некоторой, свойственной только им средневековой психологией восприятия религиозной жизни и религиозных истин. Но и у них, и у тех, кто из–за средневекового характера нашей Церкви остается за ее порогом, имеется одна и та же жажда по Слову Жизни, принесенному Иисусом. И те, и другие — это одна и та же нива, побелевшая и готовая к жатве, ожидающая своих делателей.

Итак, мы видим, что невозможно согласиться с утверждением смелого проповедника, о котором говорилось в начале главы. Напротив, наша Церковь ко времени празднования Ее 1000–летия вполне стала Церковью старух. Другое дело, что превратить христианство в «религию старух» оказалось невозможным. Притягательная сила его такова, что когда люди узнают о нем из подходящего источника, то их ответ Христу, их желание пойти за Ним не могут быть подавлены даже всей тяжестью старушечьих черт нашей Церкви.

Очевидно, что старушечий характер нашей Церкви это не только вина, но и беда. Но в некотором отношении это был также, по–видимому, промысел Божий, сохранивший в этой младенческой среде Благую Весть, не принятую в России «мудрыми и разумными». И здесь, разумеется, не может быть места превозношению или какому–либо осуждению миллионов наших «бабушек», вкладывавших свои малые лепты в дело сохранения евангельской вести на нашей Родине, хотя бы и в таком редуцированном виде. Напротив, честь им, хвала и благодарность, что они при всей своей немощи сохранили наши немногочисленные храмы, наполняя их и в праздники, и в будни, поддерживая материально из своих, нередко скудных, средств.

Надо еще заметить, что старушечий характер нашей Церкви делал ее чрезвычайно живучей и устойчивой ко всевозможным притеснениям. Будучи почти выключенными из общественной жизни, «бабушки» были труднодоступны для каких–либо гонений. Они были подобны цистам, которые образуют инфузории при наступлении неблагоприятных условий. Эти цисты могут переносить и холод, и жару, и сухость. Однако мы сделали бы ошибку, приняв такое инцистированное состояние за нормальную форму существования организма.

Духовенство

— А как Церковь считает, есть ли обитаемые миры, кроме Земли?

— Сняла ли Церковь анафему со Льва Толстого?

— Как наша Церковь относится к контролю рождаемости?

— У меня муж некрещеный, можно о нем молиться?

— А что думает Церковь о…?

Множество самых разных вопросов задавали и задают каждому служителю Церкви. Однако ответить на них прямо: «Церковь считает так–то и так–то» — невозможно. Дело в том, что мнение свое Православная Церковь высказывает на Поместных Соборах. На них утверждаются те или иные правила, регулирующие ее внутреннюю и внешнюю жизнь. Начиная с 1917 г., то есть с восстановления патриаршества, до 1971 г. в нашей Церкви состоялись три Поместных Собора. На них были избраны соответственно патриархи — Тихон, Алексий и Пимен. О других соборных решениях (ими был особенно богат Собор 1917 г.) знают лишь специалисты. Правда, решения по вопросам жизни нашей Церкви принимаются еще и Священным Синодом. Однако эти решения касались, главным образом, перемещений правящих архиереев с одних кафедр на другие и международной деятельности Церкви. Так что жизнь каждого прихода протекала совершенно независимо от этих решений и постановлений.

Здесь также произошли в 1990 г. существенные изменения. На Поместном Соборе в июне 1990 г. избран новый патриарх Алексий II. Была начата энергичная работа по формированию, так сказать, стратегии и тактики Православной Церкви по многим вопросам церковной жизни. Эти решения публикуются теперь не только в малодоступном для широкого читателя «Журнале Московской Патриархии», но сообщения о них имеются и в «Московском Церковном Вестнике», издаваемом большими тиражами, так что все желающие могут с ними познакомиться.

В Западной Церкви (Римско–Католической), кроме этого, время от времени глава Церкви, папа, издает так называемые энциклики, то есть послания, в которых он от лица всей правящей Церкви высказывается по тому или иному вопросу, который Церковь считает важным: тут и контроль рождаемости, и значение научной критики Библии, и позиция Церкви в современном мире, и многие, многие другие современные проблемы. Эти энциклики широко публикуются, обсуждаются, словом, доводятся до сведения всех, кого интересует мнение Церкви.

В нашей Церкви кроме упоминавшихся решений Поместных Соборов имеется еще «Книга Правил», в которой собраны важнейшие решения и постановления Церкви от II до Х века. Однако многие изложенные там правила явно неприменимы к нашей действительности. Например: если клирик пойдет к какому–либо гражданскому чиновнику без разрешения на то епископа, «да будет извержен из сана». «Аще жена волею (т. е. умышленно) извержет плод» (т. е. сделает аборт), да будет отлучена от Церкви на 7 лет. Слов нет, это, конечно, тяжкий грех, но буквальное применение таких правил оставило бы нашу Церковь и без пастырей, и без паствы. Поэтому в Духовных Семинариях будущих священнослужителей наставляют в том, чтобы они следовали не букве, а духу этих правил, не отвергая их целиком, поступали все же в соответствии со здравым смыслом. Но поскольку «здравый смысл» понятие не только растяжимое, но и вполне индивидуальное, то оказывается, что в нашей Церкви нет единого мнения даже по совершенно житейским проблемам, не говоря уже о таких вопросах, как жизнь на других планетах, анафема Льва Толстого, молитва о некрещеных, отношение к христианам других исповеданий и т. д. и т. п.

С одной стороны, это хорошо, так как дает возможность вроде бы широкой свободы мнений при наличии в качестве основы «Книги Правил», примеров из жизни святых и, в конце концов, самой Библии, если только здравый смысл окажется настолько здравым, чтобы обратиться к этому главному источнику нашей веры. Однако, с другой стороны, человек, несведущий о таких широких возможностях для разнообразия мнений (а таких людей ведь подавляющее большинство) принимает за мнение всей Церкви ответ какого–либо малосведущего или крайне ортодоксального батюшки. Причем сам батюшка тоже, как правило, уверен, что его устами говорит вся Православная Церковь. Такой неудачный ответ может оказаться либо «неудобоносимыми бременами» (300 поклонов в день за какой–либо грех), либо просто неверным, вводящим в заблуждение и создающим неправильную духовную ориентацию (нельзя молиться за неверующего мужа, так как он не крещен). Но ведь Церковь молится за каждой литургией, например, о «властях и воинстве», среди которых, очевидно, немало некрещеных, или об «оглашенных», то есть готовящихся к крещению.

Для того чтобы было легче ориентироваться в этой обстановке своеобразной, стихийно сложившейся свободы мнений, предлагается классификация нашего духовенства по простейшему трехчастному принципу: центр, правые и левые.