6) Тьма падения есть греховная тьма

 

Грех, прившедши, приносит с собою тьму в душу, омрачая ее сознание и совесть и приводя в смятение и нестроение все ее действия. Отходит сознание Божества, или не то что отходит, а отгоняется; вместе с тем, и страх Божий если не исчезает, то слабеет до бессилия определять волю. Неопределенным и невнятным становится голос совести, и дела начинают вестись как попало; человек идет ощупью, как ночью. Вкус развивается к вещам не удовлетворяющим, а только раздражающим разнообразные потребности, взаимно себе поперечащие и непрестанно мятущие сердце; как в вихре пыли или метели держит это человека. Эта тьма нестроения и смятения мыслей, чувств и желаний, начавшись с падением, не перестает быть на земле и покрывает всех живущих во грехе. Но и свет Божий, зародившись в этой тьме, с первыми словами обетования спасения, не меркнет в греховной страде. Надежда спасения всегда живет в сердце грешника, пока не ниспадает он в нечаяние и из него в отчаяние. Как бы кто ни был грешен, все думает, что еще не все пропало, есть еще исход и возможность поправиться. Это чаяние поддерживает и намерение исправления. Хоть исполнение его и откладывается день ото дня, но мысль о том совсем не исчезает, а приходит и отходит. И вот свет, светящий во тьме греховной, — надежда спасения, и мысль— ныне, завтра бросить грех. К этому слабому свету приливаются иногда усиливающие его лучи от остатков первоначального света, положенного в естество человека и никогда не замирающего. То «страх Божий» посетит, от случайного или намеренного сознания неумытной (беспристрастный, нелицеприятный) правды и неописанной благости Божией; то «совесть» раздражится и возвысит голос свой, ясно представляя безобразие дел и карая их неподкупным судом своим; то припадет «безвкусие» и «отвращение» к суетам и утехам, питавшим грех, в связи с чувством ненадежности опор, на которых почивает утешная жизнь, или повеет отрадою жизни свободной от всех этих уз, много требующих и ничего не дающих. Тогда в душе оказывается много света, и достаточно освещается вся ее мрачность, причиненная грехом. При всем том, свет этот не более того света, какой светил во тьме падения язычникам. Его указания неопределенны. Он только обличает неправое, не определяя точно правого и не указывая исхода из бедственного состояния греховного. Эту определенность получает он, когда придет к нему слово евангельское, как свет, доставшийся на долю язычникам, получал определенность от слова пророческого. Слово евангельское, живое и действенное, завершает освещение внутреннее и прогоняет тьму греховную окончательно. Внимающие первому свету добре творят; но только под условием, если им одним не довольствуются, а только принимают его, как возбудителя к усердному взысканию и того, чтоб и день Христов озарил, и денница спасительной во Христе веры воссияла в сердцах их. То — приготовительное действие, а принятие слова евангельского — совершительное. То — предтеча, а это — Сам Христос.