вв) Обязательства внявших благовестию (6, 11– 7, 1)

Объяснил святой Павел, как Апостолам вверено слово примирения и как они его всюду разносят, всячески заботясь не быть никому в претыкание, а напротив, всячески способствовать успехам благовестия. Теперь обращает слово к слышавшим и принявшим благовестие и указывает, что им преимущественно надо иметь во внимании, чтобы оказаться достойными звания.
Бог, говорит, примирил нас Себе; вы приняли слово примирения; смотрите же, держите условия, то есть бегайте всякого беззакония и удаляйтесь от всякого нечестия. Если будете держаться строго принятых правил, то явитесь чистыми. Как в чистых, вселится в вас Бог, и вас приимет в Себя, в чем последняя высшая цель разумных тварей (—стихи 14 и далее). Эти наставления излагает он, обращаясь к коринфянам, и как переход к ним, изъявляет свою особую широкую расположенность к коринфянам, требуя взаимно от них широкого внимания к своим словам, для полного их вмещения (— стихи 11–13).
Стих 11. Уста наша отверзошася к вам, Коринфяне, сердце наше распространися.
Предшествующая речь, особенно к концу, шла, как само собою видно, с некоторым движением. В такую откровенность войти вовлекла Апостола особая расположенность к коринфянам; как будто и еще готов он был продолжать слово в том же направлении, но сила чувства остановила его и заставила открыть, что приводило в движение язык его: сердце распространилось, оттого и уста отверзошася. От избытка сердца говорят уста. «Мы не хотим, говорит, молчать пред вами, но всегда желаем говорить и беседовать с вами, а это есть обычай любящих. И что для тела объятие рук, то для души дружественная беседа. Вместе с сим он намекает здесь еще и другое нечто. Что же такое? — То, говорит, что мы откровенно беседуем с вами, как с возлюбленными, ничего не утаивая от вас и ничего не скрывая. — И самое наименование Коринфяне выражает великую любовь, расположение и горячность его к ним. Ибо известно, что мы любим часто повторять имена тех, которых любим. Сердце наше распространися. Как теплота и жар расширяет вещь, в которой заключается, так и любви свойственно расширять сердце, потому что она есть такая добродетель, которая и горяча и разгорячает. Она разверзла уста Павловы и расширила сердце его. Ибо не устами только, говорит, люблю вас, но с устами согласуется и сердце. Посему я и говорю так смело, открытыми устами и от всего сердца. Ибо нет ничего на земле пространнее сердца Павлова; оно, как кто-нибудь своего друга, так горячо любило всех верных, не раздробляя на части своей любви и оттого ослабевая, но пребывая в каждом всецело. И удивительно ли, что Павел имел такую любовь к верным, когда сердце его обнимало всю вселенную и самых неверных? Посему и не сказал: я люблю вас, но гораздо выразительнее: уста наша отверзошася, сердце наше распространися; мы всех имеем в сердце и не кое-как, но с большим простором и удобством. Ибо в таком случае любимый без всякой опасности помещается в сердце любящего» (святой Златоуст).
Стих 12. Не тесно вмещаетеся в нас, утесняетеся же во утробах ваших.
Не тесно вмещаетеся в нас — значит: мы вас объемлем широкою любовию; утесняетеся же во утробах ваших, — значит: а вы нас не так широко любите. Нежное обличение! «Смотри, как он щадит и в самых обличениях! А это есть свойство сильно любящих. Не сказал: вы не любите нас, но: не столько любите, сколько мы; ибо не хочет сильно упрекать их. То же говорит он и в конце послания: аще и излишше вас любя, меньше любим есмь вами» (–12, 15) (святой Златоуст). Но чего именно касался этот укор, — не видно с определенностию. «Ибо в этом же послании он говорит, что не только он их любит, но что и они его любят. Когда он говорит, что Тит пришедши поведал нам ваше желание, ваше рыдание, вашу ревность по мне (–7, 6–7), то сим свидетельствует о любви их к нему» (святой Златоуст). — Ваше желание, — επιποθησιν, означает расположение сильно любящего сердца. Как же здесь укор? Может быть, Апостол разумеет, что не все так его любят, как он их. Я, говорит, всех вас широко люблю, а вы не все. Есть между вами такие, в сердце которых нет для меня места просторного. Таким образом, имея во внимании большинство, верно сказать можно было, что сильно любят; а намекая на меньшинство, верно можно было сказать, что утесняются, меньше любят.
Стих 13. Тожде же возмездие, якоже чадом глаголю, распространитеся и вы.
Как я вас широко люблю, в равное возмездие расширитесь и вы любовию ко мне; или, как я всех вас вместе и каждого поодиночке люблю, так и вы все вместе и каждый поодиночке полюбите меня полною любовию. — Яко чадом глаголю, — это нежное побуждение, которому отказать нельзя. Я вас родил, вы мои дети духовные: какие дети не любят отца? И какой труд детям любить его? И я на вас никакого ярма не налагаю, а только указываю на то, что у вас естественно должно быть. Святой Златоуст видит в этих словах самые тонкие оттенки мыслей Апостола. «И хотя не одно и то же — прежде самому быть любимым, а потом уже любить других; потому что возлюбивший после, хотя бы и равною платил любовию, но как после возлюбивший, по тому уже самому стоит ниже предварившего его любовию; впрочем, я не вхожу, говорит, в строгое розыскание сего; для меня довольно, если вы, и с меня взяв пример, покажете ту же меру любви, какою я люблю вас. Потом, чтобы показать, как это нужно для них и как слова его чужды всякого ласкательства, прибавляет: якоже чадом глаголю. Что же значит: якоже чадом? — То есть ничего более не прошу от вас, кроме вашей любви, как отец ваш. Видишь ли, какое здесь благоразумие и смиренномудрие? Он не говорит уже о тех бедствиях, какие претерпел за них; умалчивает о своих трудах, об опасностях смерти, хотя бы и много мог говорить; так он чужд гордости! Но говорит только о любви своей и просит от них взаимной любви, потому что я отец ваш, говорит, и сильно люблю вас. Пользующегося любовию другого иногда очень раздражает то, что любящий напоминает о своих к нему благодеяниях, ибо он вменяет сие в упрек себе. Посему святой Павел и не делает сего, а говорит только: возлюбите меня, как дети отца, что гораздо ближе к природе человеческой и составляет долг каждого в отношении к отцу».
Изъяснив таким образом, как распространилось сердце его и отверзлись уста, обличив, что коринфяне утесняются в утробах своих, и побудив их распространиться в соответствие широте его сердца, Апостол начинает предлагать уроки: не бывайте преложни ко иному ярму, и так далее. Сопоставив это вместе, невольно приходишь к мысли, что распространение, которого требовал Апостол, есть не что иное, как широта внимания и сердца для принятия предлагаемого учения. Отсюда и вся предыдущая речь представляется в таком виде: сердце мое расширилось и уста отверзлись. Я полон высоких и важных истин и готов перелить их в души ваши. Расширите же и вы ум и сердце для принятия их. Говорю: расширите; потому что вы не так широки бываете для внятия истине. Итак, как отец чадам, для блага вашего, говорю: распространитеся и внимайте! — Так рассуждает блаженный Фотий у Экумения.
Стих 14. Не бывайте (удобь) преложни ко иному ярму, якоже невернии: кое бо причастие правде к беззаконию? Или кое общение свету ко тме?
Не бывайте (удобь) преложни ко иному ярму, якоже невернии или неверных. Μη γινεσθε ετεροξυγουντες απιςοις. Ετεροξυγειν — значит становиться в одно ярмо в пару с другим. Апостол говорит: не становитесь вы в одно ярмо в пару с неверными. Слово в слово можно перевесть так: не бывайте подъяремны в пару с неверными. Далее объясняет, почему так не должно; потому, говорит, что вы совсем не пара с ними, а разнитесь от них до противоположности. — Поводом к этому внушению могло послужить участие некоторых верующих коринфских в трапезах от идоложертвенных мяс, а может быть, и в других каких житейских обычаях языческих. Намерение же Апостола то, чтобы совсем отстранить их от всего, что носило печать язычества: изыдите от среды их и нечистотам их не прикасайтесь. По мысли его всякое такое соприкосновение с язычниками есть то же, что впряжение себя в одно ярмо с ними, чтоб тянуть ту же тяжесть и идти по тому же пути. Святой Златоуст так вводит в виды Апостола при таком обороте речи: «Здесь Апостол говорит как бы им: не уклоняйтесь на их пути. Посмотрите, какое расстояние между благородством вашим и низостию тех. Такое сопоставление делало речь его более убедительною и привлекательною для коринфян. Если бы кто сыну, непочитающему своих родителей и предающемуся людям развратным, сказал: «Что ты делаешь, чадо? Ты презираешь своего отца и предпочитаешь ему людей развратных и в беззакониях погрязших. Ужели ты не знаешь, сколько ты лучше их и благороднее?» — то сим образом он лучше бы отклонил его от сообщения с ними, чем — когда бы стал выхвалять только отца. Так, если бы он сказал: «Ужели ты не знаешь, сколько отец твой лучше их?» — то сим мало или ничего бы не сделал. Но когда, обойдя отца, предпочтет им сына, говоря: «Ужели ты не знаешь, кто ты и кто они? Как ты не подумаешь о своем благородстве и свободном происхождении, а о их низости? Что у тебя общего с такими ворами, прелюбодеями, разбойниками?» — то, как бы окрылив его сими похвалами, легко расположит его к тому, чтобы он оставил сообщество с ними. Первые же увещания он не так легко примет потому, что отец такому сыну будет служить уже не честию, а обвинением в том, что он оскорбляет отца, и притом отца, столь почтенного; здесь же ничего подобного он не услышит. Притом, кто не любит похвалы? И потому самое обличение, соединенное с похвалою слушателя, бывает удобоприемлемее. Ибо оно смягчает, возвышает дух его и заставляет гнушаться сообществом с худыми людьми. Но здесь достойно удивления не только такое различение, но и то, что так сильно изобразил оное для возбуждения страха в коринфянах. Сперва он ведет речь свою чрез вопросы, что обыкновенно бывает тогда, когда говорится о чем-нибудь для всех известном и очевидном; потом распространяет оную многими и различными наименованиями, ибо не одно, не два, не три, но многие наименования сравниваемых вещей полагает пред глаза слушателей, дабы, с одной стороны, изобразить высоту добродетели (веры Христовой), а с другой — крайнюю низость порока (язычество), и чрез великое, даже бесконечное, между ними расстояние показывает, что дело не требует более никакого доказательства».
Кое бо причастие правде к беззаконию, или кое общение свету ко тме? Стих 15. Кое же согласие Христови с велиаром? или кая часть верну с неверным?
Стих 16. Или кое сложение церкви Божией со идолы? Вы бо есте церкви Бога жива, якоже рече Бог: яко вселюся в них, и похожду, и буду им Бог, и тии будут Мне людие.
«Смотри, сколько простые употребляет он слова, и между тем достаточные для отвращения коринфян от ярма неверных» (святой Златоуст).
Слова простые, но обнимают сравниваемые предметы с самых существенных сторон. Во-первых, со стороны нравственной. Кое причастие правде к беззаконию? Как правда противоположна беззаконию, так вы — язычникам: не входите же с ними в одно ярмо. Верующих называет правдою, ради того, что прежние их грехи омыты крещением, и, чтобы не падать в новые, они положили намерение и дали обет, приступая к крещению, в коем новую жизнь получили, которая благодатию Божиею сильна на творение всякой правды и пребывание в чистоте и святости. Беззаконием называет язычников ради того, что в язычестве царствует грех. Как рождаются они во грехе, так и живут в нем: самоугодие заправляет всею их жизнию. Самые лучшие между ними личности не могут высвободиться из уз его и даже понятия не имеют, что должно так сделать. Да если б и поняли, что сделали бы? Надо родиться свыше; а этого они лишены. И суть потому в беззаконии, которое составляет будто дух жизни их: то есть всем жертвовать для себя, или все обращать в средство для своих личных целей.
Или кое общение свету ко тме? Это, во-вторых, — сравнение со стороны умственной. Как свет противоположен тьме, так вы — язычникам. Как нет общения у света со тьмою, так не должно быть его и у вас с язычниками ни в чем языческом. Верующие — свет, по светлости ведения их, обнимающего все сущее и бывающее, безначальное и бесконечное, время и вечность, и все с возможною ныне точностию и ясностию определяющего. Знают они, откуда они; зачем на земле, что ждет их за гробом и как сделать тамошнее пребывание блаженным. Ведают Бога, Творца и Промыслителя, Спасителя и Утешителя, знают, как вступить с Ним в общение и пребыть всегда в Нем, в чем последняя цель разумных тварей. Зная все сие, они живут, как во дни ходят. Язычники, напротив, ничего такого не знают, самые существенные вопросы для них остаются нерешенными, и живут они как живется, плетясь общею колеею, не имея возможности дать себе отчета, куда идут и чем кончится путь их. Тьма густая неведения покрывает их. Вот они каковы! Какая же, говорит Апостол, вам стать лезть в одно с ними ярмо?!
Стих 15. Кое согласие Христови с велиаром. Это, в-третьих, — сравнение по началовождям. Вы — Христовы, те — велиаровы. Как невозможно согласие Христа с велиаром, так не должно быть его и у вас с язычниками. Христос Господь — Глава христиан; в Него облекаются они крестясь и, прияв благодать, в Его образ потом преображаются трудами целой жизни, — чтобы став едино с Ним здесь, сподобиться и в другой жизни быть там, где Он, в неизреченно блаженной славе. Велиар — сатана, первый вступил в богоборство по духу гордыни; потом научил прародителей не послушаться Бога, пообещав им горы и лишив всего; затем всех людей обманывает, увлекая их на дела самоугодия в противность совести и Богу. Власти он ни над кем и ни над чем не имеет, а лживо величает себя царем, потому что люди, призраками его прельщенные, бросаются на самоугодие и чрез него ему служат. Цель усилий его — побольше наделать погибающих; и собственно для него от этого нет никакой прибыли: ибо огонь тот же уготован и для него. Так хлопочет, лишь бы не одному с своими клевретами мучиться вечно. Итак, видите, говорит как бы Апостол, какие противоположности! Христос Господь существенно есть Спаситель и спасения Податель несомненного; а велиар — пагуба, хитрый прельститель, всех по злобе в пагубу сманивающий приманкою сластей самоугодия. Пристало ли вам, спасения Христова причастившимся, быть с теми, кои мятутся в пагубности прелестной?
Или кая часть верну с неверным? Это, в-четвертых, — сравнение по началу жизни и концу ее. Верный услышал слово о спасении и принял его с верою; по вере охотно подчинился условиям спасения и пребывает им верен, и ради сей верности питает уверенность, что Христос Спаситель увенчает благим концом течение его, сподобив его нескончаемого блаженства в царствии Своем. Такова часть верного! Она несомненна, ибо утверждается на верности Божией. Неверный в нечаянии ходит и ничего верного в сей жизни, тем паче в будущей, обещать себе не может. Совесть, всегда оскорбляемая, дает ему предвидеть мрачную картину его участи; и как дверь к ней отворяется смертию, то минута сия всегда поражает его иступляющим страхом. Видишь ли, какова участь неверного? Зачем же тебе становиться в пару с ним?
Стих 16. Или кое сложение церкви Божией со идолы? Это, в-пятых, — сравнение по последней цели религии, которая есть Богообщение. Душа, восприявшая Бога, в общении с Ним становится храмом Божиим. Верующие чрез общение с Господом Иисусом Христом вступают в общение с Богом и суть существенно храм Божий. Апостол и говорит: вы церкви Бога живаго. Это говорит не обо всех в совокупности, а о каждом верующем в частности, ибо говорит: вы — церкви, а не церковь. Итак, смотрите, говорит, какая выходит несообразность, когда вы принимаете участие в чем-либо языческом. Тут то же выходит, как если бы кто взял языческого идола и поставил его в христианском храме. Как последнее действие ни с чем не сообразно, ибо кое сложение церкви Божией со идолы, так ни с чем не сообразно, когда кто-нибудь из вас, чрез участие в язычестве, вносит что-нибудь языческое в душу свою, в коей благоволит обитать Бог. Святой Златоуст говорит: «И для чего ты, нося Бога в себе, бежишь к идолам, с которыми Бог не имеет ничего общего? Такой поступок достоин ли извинения? Помысли, Кто в тебе живет и обитает с тобою».
Такой ряд противоположностей выставив, Апостол, как бы за руку взявши, отводит верующих от всего языческого. Как верх всех отличий верного от неверного есть истинное общение, общение живое с Богом живым, то на этом преимуществе Апостол останавливает особенное внимание, доказывая его пророчествами и чрез них изображая его с разных сторон. Приводимые из Ветхого Завета свидетельства слово в слово не читаются в Писании, как они приводятся святым Павлом, а собраны им из разных мест и сочетаны в одну стройную речь.
Вы, говорит, есте церкви Бога живаго. А что это так, послушайте, что обетовал Бог Израилю. Вселюся в них и похожду, «то есть вселюся в храмах сих и в них буду ходить, показывая тем великое к ним благоволение» (святой Златоуст). И буду им Бог, и тии будут Мне людие (Лев. 26, 12). Я их Бог, они Мои люди. В этом выражается общение со стороны Бога. Но когда Бог возвестил это людям тем и люди те приняли то в сердце свое, то и они стали иметь Бога своим Богом и себя людьми Божиими. В этом общение со стороны людей. Так было во Израиле — прообразе верующих, и общение то было прообразовательное. Оно все происходило внешним образом. Истинное Богообщение совершено уже Господом Спасителем сначала ипостасно в Своем Лице, а потом благодатно-нравственно и во всех верующих. Все верующие, становясь едино с Господом, делаются едино и с Богом истинно, существенно. Так молил Сам Господь: да вси едино будут, якоже Ты Отче во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут (Ин. 17, 21). И молитва Господня становится делом во всяком верующем. Но совершается сие не номинально, а самым делом. Верующие возрождаются благодатию Святого Духа и, став чистыми чрез отвержение страстей самоугодия и чрез восприятие всех добродетелей, суть готовый и богоприличный храм для Бога, Который и вселяется в них и, вселяясь, водит их путями жизни, или ходит в них, как древле столп облачный ходил среди Израиля. Что у древнего Израиля совершалось внешно, то у нового совершается внутренно, в душах и сердцах. Ибо Господь говорит: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет; и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидем, и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23).
Стих 17. Темже изыдите от среды их, и отлучитеся, глаголет Господь, и нечистоте не прикасайтеся; и Аз прииму вы (Ис. 52, 11).
Выше выражено обетование; здесь предлагается условие, от исполнения которого Израилем зависело исполнение обетования Богом. Изыдите, говорит, из среды их, то есть язычников, и отлучитеся, совсем отделитеся от них, чтоб стали чуждыми вы им и они вам. И нечистоте не прикасайтеся; нечистоте, ακαθαρτου, ничему нечистому не прикасайтеся, ничему тому, что осквернено идолослужением. Древний Израиль так и устроен был: и внешним бытом, и законоположениями он был отгражден от язычников и всего языческого. Но что тогда совершалось и блюлось внешно, то у нового Израиля должно совершаться внутренно, нравственными изменениями и решениями. Что там идолопоклонство, то здесь самоугодие со всеми страстями. Что там выйти из среды язычников, то здесь оставить все дела, делаемые в угоду себе и страстям; что там нечистоте не прикасаться, то здесь отвержение и недопускание страстных помыслов и чувств самоугодливых. Здесь условие такое: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе (Мф. 16, 24)… или: иже Христови суть, плоть распяша со страстми и похотми (Гал. 5, 24). Святой Златоуст говорит: «Не сказал: не творите нечистоты; но, требуя от них большей точности, сказал: не прикасайтесь и не приближайтесь к ней. Он разумеет всякую нечистоту, и плотскую, и душевную. Плотскую нечистоту составляют блуд, прелюбодеяние и всякое плотоугодие; а душевную — нечистые помыслы, сладострастный взор, памятозлобие, обманы и тому подобное. Он желает, чтобы мы были чисты и от той, и от другой нечистоты. Смотри, вот и награда за то — соединение с Богом».
И Аз прииму вы. Сначала обетовал: будут Моими, затем, предложив условия, говорит: если исполните их, то прииму вы, — вы станете Моими. Прииму вы, и в свое покровительство, и в свое свойство. Возьму вас на руки и буду греть и лелеять, как мать любимое дитя. Так и бывает: кто, все отвергши, Богу присвояется, того и Бог присвояет Себе и блюдет как зеницу ока. Смотри, какое широкое употребление дано свободному произволению! Обетование дано и возвещено; но чтоб улучить его, надо сделать требуемое движение свободным произволением. Как только последует это движение, тотчас придет на него и исполнение обетования. Наглядно представляется это в притче о блудном сыне. Отец увидел приближающегося сына издалече, выбежал ему навстречу, пал на выю его и облобызал его. Так принимает Бог прибегающих к Нему в раскаянии грешников. Но принимает, когда прибегают. Прибечь их дело, и когда оно совершится, за Божиим приятием не будет остановки.
Стих 18. И буду вам во Отца, и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (Иер. 3, 19, Осии 1, 11).
Таким Бог и имел всегда Израиля; и когда он оказывался неисправным, в укор ему представлял Свое ему отчество и его Себе сыновство. Сыны родих и возвысих, тии же отвергошася Мене (Ис. 1, 2). И новому Израилю не то же обетовано в совершеннейшем смысле и в существеннейшем значении. Ибо говорится: елицы прияша Его (Господа Спасителя, верою и любовию), даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его, иже не от крове, ни от похоти плотския, ни от похоти мужеския, но от Бога родишася (Ин. 1, 12–13). В том и состоит совершение всякого верующего христианином, что он рождается свыше водою и Духом и в момент рождения сего делается сыном и дщерию Богу. В один момент происходит и совершение христианином или христианкою и вступление в чин сына или дщери Богу. «Видишь ли, пророк давно уже предсказал о нашем настоящем благородстве, то есть о возрождении благодатию» (святой Златоуст).
Глава 7, стих 1. Сицева убо имуще обетования, о возлюбленнии, очистим себе от всякия скверны плоти и духа, творяще святыню в страсе Божии.
К этому и вел всю речь Апостол; к этому и пятикратное противопоставление высокого достоинства верных и не стоющего ничтожества внимания неверных; к этому и возвышенные обетования пророческие, которые все существенно исполняются только в прилепляющихся ко Господу Спасителю верою и любовию; к этому, от себя прибавим, и все домостроительство спасения, и крестная смерть, и сошествие Духа Святого, и апостольская проповедь, и устроение Церкви, со всеми дивными явлениями в ней и в начале, и во все продолжение стояния ее. Все к тому, да все верующие, трудами доброделания и подвигами самоотвержения, при помощи благодати Божией, очищают себе от всякия скверны плоти и духа, творяще святыню в страсе Божии. Ибо только в таком случае они действительно станут сынами и дщерями Богу и живыми храмами живого Бога.
Сицева убо имуще обетования. «Какие это? — Те, что мы сделались храмами для Бога, сынами и дщерями Его, и Его имеем Богом и Отцом своим» (святой Златоуст). Таинственно все сие уже есть с нами и есть наше. Остается за нами своим произволением, делами, словами, помышлениями и чувствами явить себя такими, какими не наречены только, но и сотворены мы таинственно, ибо благодать возрождения уже в нас пребывает, а следовательно, и все с нею сопряженное. Апостол хочет сказать: смотрите же и держите себя, как свойственно сынам и дщерям Божиим, или таким лицам, кои суть храм живущего в них живого Бога. Что же для сего нужно?
Очистим себе от всякия скверны плоти и духа. «Не будем прикасаться нечистоте плотской и тому, что очерняет душу» (святой Златоуст). Скверною плоти называет он как плотские грехи, так и все «беззаконные дела» (Феодорит), телом совершаемые. Скверною же духа — греховные мысли, чувства и расположения, главное же корень всего — самоугодие, или самость. Очистить себя от всего этого значит в прежних всех сквернах покаяться и впредь не позволять себе не только нечистых дел, но и мыслей и каких-либо недобрых движений внутри, паче же искоренение самоугодия, на котором держится все нечистое и которым порождается. Совершается сие очищение подобно тому, как вымывается нечистое белье. Это последнее мочат, парят, полощут, мнут, бьют, сушат, катают или утюжат, и оно убеляется и принимает настоящий вид, делающий его годным к употреблению снова. Не без труда совершается и очищение души: все сюда относящееся совмещается в опытах доброделания и в подвигах самоотвержения. Как все идет, делом показали святые Божии, во всех родах достигавшие высокой чистоты и осязательно всем являвшие, что воистину суть храмы Бога живого, сыны и дщери Ему, Который блюдет их и все угодное им творит.
Творяще святыню в страсе Божии. Зачинает дело внутреннего очищения, и чрез него и внешнего, страх Божий. Он, пришедши, разбужает совесть, неотразимую силу голосу ее подает. Потом они вместе рождают ревность о содеянии спасения, и эта уже устрояет и раскаяние, и решимость прогонять все нечистое и греховное, и все порядки доброделания, и подвиги самоотвержения. Она же, прияв силу в таинствах, и делом, при помощи благодати Божией, все задуманное совершает и, храня постоянство труда и делания, доводит до совершенной преднамеренной чистоты плоти и духа, свойственной сынам и дщерям Божиим. Страх Божий как начало полагает, так пребывает и бдительным стражем всего сего делания. Почему и сказал Апостол: творяще святыню, то есть очищение себя, или восходя в чистоту, страхом Божиим. Святой Златоуст говорит на это: «Апостол не удовольствовался тем, чтобы сказать: не прикасайтеся нечистоте, но присовокупил еще: творяще святыню в страсе Божии. Ибо одно неприкосновение к нечистому еще не делает чистым; чтобы сделаться святыми, для сего потребно нечто большее, то есть ревность, бодрствование и благочестие. И не напрасно сказал он: в страсе Божии. Ибо можно сохранять целомудрие и не в страхе Божием, но для суетной славы. Впрочем, он имел еще и другое в виду, когда сказал в страсе Божии, именно способ, которым достигается и сохраняется святость. Ибо как ни велика сила похоти, но если ты оградишь себя страхом Божиим, то препобедишь ее неистовство. Под святынею же он разумеет здесь не одно целомудрие, но и отчуждение от всякого греха. Ибо свят тот, кто чист, а чист не тот, кто не творит только блуда, но кто чужд вместе и сребролюбия, и зависти, и надмения, и тщеславия, особенно тщеславия».