δ) Если судить об Апостолах, то с какой стороны судить о них следует (4, 1–16)

Неправо понимая значение Апостолов, неправо и судили о них. Полагая, что они похожи на основателей философских сект, начали определять достоинство каждого по личным качествам: один красноречив, другой — просторечив; один — показнее по внешнему виду, другой — такой невидный; один — с достатком, другой — беден, и подобное. Следовательно тот лучше этого; тому надо предпочтение дать, к нему пристать, его именем именоваться. На это теперь и намекает Апостол, говоря, что если мы слуги Христовы и раздаятели Его достояния, то не на то надобно вниманием упираться, каков каждый из нас сам в себе, а на то, ααα) как он верен, как верно исполняет порученное ему (4, 1–5). Верность сия должна состоять в том, чтоб сообщить другим, что повелено сообщить, не присвояя себе того, а относя все к Поручившему. βββ) Приложите сие к самим себе. Вот вы научены нами, и все, что знаете о деле Христовом, от нас знаете. Зачем же вы отторгаете учеников вслед себе, как будто, чту знаете, от себя знаете? — Это ни с чем несообразно (4, 6–8). γγγ) Что касается до того, что я непоказен и беден, то это в порядке вещей. Так Богу угодно было, чтоб мы позор были, отребие миру. Вы это видите на мне и на всех Апостолах (9–13). δδδ) Но да не покажется речь моя горькою для вас: она плод отеческой любви к вам (14–16).
ααα) Указание, как судить об Апостолах 4, 1–5
Вы стали судить о нас по личным каждого свойствам, и впали в заблуждение. Если уж судить об нас, то надлежит судить лишь с той стороны, как кто верен Господу, поручившему нам дело Свое. Но об этом кто может судить, кроме Самого Господа? — Я и не считаю важным, кто как о мне судит; и сам о себе не сужу, предавая суд Господу. Так поступайте и вы: не судите прежде времени. Придет Господь, все обсудит, и каждому воздаст по делам.
Глава 4, стих 1.Тако нас да непщует человек, яко слуг Христовых и строителей таин Божиих.
Под нас разумеет себя, Аполлоса и Петра, и вообще Апостолов. Да непщует, пусть считает, на той линии пусть ставит. — Яко слуг — υπηρετας и строителей οικονομους. Как у богатого домовладыки бывают в доме слуги и экономы, распорядители по разным частям, так и у Господа Иисуса Христа — Владыки всех сокровищ духовных для рода человеческого — есть слуги и экономы, коим вверил Он раздаяние Своих сокровищ и устроение дела Его на земле — спасения людей, чрез насаждение повсюду Церквей. Таковы — мы. Но как слуги и экономы в доме господина ничего своего не имеют, а все господское, так и у нас ничего нет своего, а все Христово. И как слуги и экономы ничего по своему желанию делать не могут, а делать должны только то и так, что и как велено господином, так и мы не можем ничего делать по своей воле и по своему разуму, а все делаем, как Господь заповедал. Напрягаться указать различие слуг и экономов в царстве Христовом не настоит надобности, ибо цель у Апостола та только, чтобы внушить, что они не самостоятельные действователи, и не имеют ничего сами от себя, и делать ничего не могут сами по себе. Слуги, говорит, Христовы, и строители таин Божиих. Ибо все Христово есть Божие, и Божие все Христово. Вся Твоя — Моя, и Моя — Твоя, — говорит Господь к Богу Отцу. Тайны здесь не одни таинства, но устроение всего дела Христова на земле, которое названо премудростию Божиею, в тайне сокровенною; и не одни тайны учения, а все домостроительство спасения, в которое входит и учение, и заведение правой жизни, и преподание освящающих таинств.
Стих 2.А еже прочее ищется в строителех, да верен кто обрящется.
Если мы — строители, экономы Христовы, то все наше попечение на то и должно быть обращено, чтобы верно устроять поверенное; в этом и все достоинство наше. Ни ум наш, ни красноречие, ни достаток не должны входить в расчет, как моменты, определяющие наш вес. Кто верен, тот настоящий, хороший эконом, и насколько верен он, настолько и хорош. Верный строитель ничего господского себе не присвояет, ничего не утаивает, а все раздает, как велено, и всем говорит, что это не его добро, а господское. Верность и в деле Божием состоит в том, «чтобы не присвоять себе того, что принадлежит Господу, и не приписывать себе вместо Господа, а поступать, как делают верные домостроители. Ибо дело домостроителя — хорошо устроять вверенное ему, не называть своим принадлежащего Господу, а напротив, свое приписывать Господу. Представляя это, каждый владеющий даром слова, или имуществом, то есть что эти дары вверены ему Господом, а не его собственные, пусть не удерживает их у себя и не присвояет себе, но приписывает Богу, даровавшему все. Хочешь ли видеть верных домостроителей? — Послушай, что говорит Петр: на ны что взираете, яко своею ли силою или благочестием сотворихом его ходити (Деян. 3, 12)? Равно и Павел, сказав: паче всех потрудихся, присовокупил: не аз же, но благодать Божия, яже со мною (1 Кор. 15, 10). И ниже, обращаясь к коринфянам, сказал: что имаши, егоже неси приял (1 Кор. 4, 7)? У тебя все не свое: и богатство, и дар слова, и самая душа; ибо и она от Господа» (святой Златоуст).
Стих 3.Мне же не велико есть, да от вас истяжуся, или от человеческаго дне: но ни сам себе востязую.
Вот, говорит, как следовало бы об нас судить! — Именно, насколько мы верны поручившему нам Свое дело Господу. Но об этом кто может судить, кроме Самого Господа! Он вверил; Он же только и определить может, насколько кто оправдывает доверие верностию поручению. Вы судите об нас не с этой стороны, и суд ваш — ни во что; но если б и с этой стороны судили, и не укорили, а до небес меня вознесли, и тогда это было бы для меня не велико. Говорю с уверенностию, как смотрю я на эти суды: вы ли судите, другие ли все станут судить и определять, чего я стою, это для меня не велико. Я и сам себя не сужу и не определяю.
Не велико εις ελαχιςον,— последнего значения дело есть для меня ваш и вообще человеческий суд, самою последнею малостию его считаю, ни во что вменяю его. Не потому так говорит, чтобы презирал людей с судом их, но потому, что суд этот ничего верного определить не может, судя о людях, каков кто. Человеческим днем называет Апостол суд человеческий, как день Господень есть суд Господень. Востязывать ανακρινειν,— судить или обсуждать кого или что с определением достоинства, — суд произносить с решительным приговором. Хвалить ли, говорит, будете, судя обо мне, или охуждать, это для меня никакого веса не имеет, ничтожно есть.
Вот назидательное слово святого Златоуста на сие место: «Не знаю, каким образом между другими родами зла вошло в природу человеческую зло испытания и неуместного осуждения ближних, которое и Христос обличил, когда говорил: не судите, да не судими будете (Мф. 7, 1). Оно не доставляет даже никакого удовольствия, как другие грехи, а ведет только к неприятностям и наказанию. Между тем мы, будучи сами виновны в бесчисленных грехах и имея в глазах своих как бы бревно, тщательно разбираем грехи ближнего, которые не более сучка (Мф. 7, 3). Так было и у коринфян. Мужей благочестивых и богоугодных они осмеивали и отвергали за неученость их, а виновных в бесчисленных пороках уважали за их красноречие. Принимая на себя лицо судей, они с дерзостию произносили приговоры: такой-то достоин, такой-то лучше такого-то, этот выше того, а тот ниже этого; вместо того, чтобы оплакивать свои грехи, судили о других, и таким образом возбуждали великое взаимное несогласие. Для уврачевания этой болезни Павел, смотри, как мудро вразумляет их. Сказав: а еже прочее ищется в строителех, да верен кто обрящется, — и этими словами, по видимому дозволив им судить и исследовать жизнь каждого, он хочет освободить их от такой страсти и говорит: мне же не велико есть, да от вас истяжуся, — опять указывая на свое лицо. Не подумайте, что Павел говорит так по гордости, будто никто из людей не достоин произносить об нем суд. Ибо во-первых, он не для себя говорит это, а чтобы других исцелить от их болезни; во-вторых, он не остановился на коринфянах, но не приписал и себе права суждения, сказав, что такое суждение выше его собственного разумения; но ни сам себе, присовокупляет он, востязую. Итак, он не превозносит себя, но смиряет других, вразумляет превозносящихся и научает их смиренномудрию, когда говорит: мне же не велико есть, да от вас истяжуся или от человеческаго дне. Видишь ли, как он врачует их? Слыша, что он на суд всех равно не обращает внимания и всех считает неспособными верно судить о нем, никто из них не мог скорбеть и говорить, что он только один отвергнут. Если бы он сказал: от вас только, и остановился, то они могли бы огорчиться, как отверженные; а присовокупив: или от человеческаго дне, он облегчил удар, признав вместе с ними и других неспособными. Далее смягчает и это, присовокупляя: но ни сам себе востязую. Видишь ли, как слова его происходят не от гордости? Я и сам, говорит, не в состоянии произносить суд».
Стих 4.Ничесоже бо в себе свем, но ни о сем оправдаюся: востязуяй же мя, Господь есть.
«Что говорить о других? И я, в точности зная касающееся до меня и не сознавая за собою ничего законно-преступного, не смею ни осудить себя, ни признать себя невинным; ожидаю Господня приговора» (Феодорит).
Ничесоже в себе свем. Ничего не знаю за собою виновного пред Богом; совесть ни в чем не обличает меня. С тех пор, как познал я Господа и предал себя на служение Ему, не позволял себе я делать ничего даже малейшего, что признавал неугодным Господу, и ничего не упустил такого, что сознавал добрым и угодным Господу, как бы трудно оно ни было и какой бы жертвы ни требовало. По этому судя, можно бы сказать, что я прав, если б можно было быть уверенным, что и Божий суд таков же, как наш суд. Между тем хотя то несомненно, что кого совесть обличает, того осудит и Бог; но нельзя никак основаться на том, что кого совесть не обличает, того не осудит и Бог. Таким образом, хоть ничесоже в себе свем, но ни о сем оправдаюся. «Что же скажем мы, которые имеем совесть, пораженную бесчисленными ранами, и не знаем за собою ничего доброго, но все противное тому? Но почему он не считает себя оправданным, тогда как не знает за собой ничего? — Потому что и ему случалось допускать некоторые прегрешения, без собственного сознания этих прегрешений» (святой Златоуст). «Нередко случается согрешать и не зная, даже признавая в себе сделанное справедливым; но иначе взирает на то Бог всяческих» (Феодорит). Он говорит как бы: «Очень вероятно, что я грешен в чем-либо, хоть и не знаю в чем» (Феофилакт). Почему «не могу считать оправдания своего надежным, пока не услышу оправдания из уст Божиих» (Экумений). «Отсюда можешь заключить, как страшен суд будущий» (святой Златоуст).
Востязуяй же мя Господь есть. Не только другие не могут верно судить обо мне и постановлять о мне приговоры, потому что мое внутреннее сокрыто от них, но и я сам, могущий видеть, что во мне, не могу определять себя, потому что многое ускользает от моего сознания, или совесть моя не так чутка, чтобы обличить грешность некоторых движений сердечных, а нередко слов и дел; или, может быть, другим подал я поводы грешить, по невниманию к своим делам и словам. И пророк Давид молился: от тайных моих очисти мя, и от чуждих пощади раба Твоего (Пс. 18, 13). Почему и предаю суд над собою Господу. Он один праведно испытует сердца и утробы (Пс. 7, 10), верно определяет качество дел и помышлений и по ним произносит приговор над человеком. И суд Его праведен и неизменен.
Стих 5.Темже прежде времене ничтоже судите, дондеже приидет Господь, Иже во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныя, и тогда похвала будет комуждо от Бога.
«Вы усматриваете видимое, а Богу явно и сокровенное. Но в настоящей жизни не все обнаруживает Он, в оной же все соделается явным. Посему ожидайте праведного суда. Ибо тогда увидите праведные приговоры» (Феодорит). Вы, говорит, взялись о нас судить не с той стороны, с какой следует, и погрешили. Но если б и с надлежащей стали судить, и тогда нельзя вам праведного произнести суждения, потому что не можете видеть, как зарождаются дела в сердце и как исходят оттуда въявь. И сам делающий не всегда это сознает, как должно; где же узнать это стороннему? — Так лучше будет, если вы перестанете судить совсем, чтоб не произносить суждений неправедных, обличающих неразумие. Темже прежде времене ничтоже судите. — Ничтоже судите, то есть не осуждайте ничего, никаких дел и ничьих, не произносите осудительных приговоров, или вообще приговоров судительных. Говорит: прежде времене; будто, когда придет время, им можно судить; но когда придет время, тогда судьею будет Господь, им же самим будет не до суда над другими. Следовательно, он тоже говорит, что никогда не судите.
Когда придет время суда, тогда Господь приведет во свете тайная тмы. Тайная тмы — дела, во тьме делаемые, которых сторонние люди теперь не видят; но тогда Господь выведет наружу и все их увидят. И не дела только скрытые выведет наружу, но и советы сердечныя объявит. Что человек сам с собою совещает сделать, того, кроме самого человека, никто знать не может. Сокрыто то завесою тела; а тогда Господь объявит сии советы, и все тоже увидят, что у кого было на сердце, когда он делал дела. И сам делающий себя увидит. Теперь он иного не видит, иное намеренно прикрывает и от себя; но тогда с неотразимою очевидностию все увидит. Окажется ли тогда кто из хулимых здесь достойным похвалы, — это очень вероятно. Но то несомненно, что многие хвалимые не выдержат пробы суда. И вот, когда таким образом, и все дела, теперь сокрываемые, выведены будут наружу, и все намерения сердечные, теперь естественно невидимые, объявлены будут, тогда будут налицо все данные для получения праведного о каждом определения. Бог и издаст его. И тогда похвала будет комуждо от Бога. Будет одному похвала, а другому укоризна; но Апостол выставляет эту одну часть, может быть потому, что коринфяне погрешали тем, что говорили, одни: тот-то лучше, другие: тот-то. Тогда окажется, говорит, кто лучше.
«Апостол говорит здесь о предпочтении такого-то такому-то и об осуждении других. Судить об этом безошибочно может один только Тот, Который будет судить сокровенные наши помышления и определять, какие из них достойны большего, какие меньшего наказания или награждения, а мы судим по внешности. Что из того, если некоторые по внешности кажутся добродетельными и удивительными? Не по внешности судит этот Судия, но обнаруживает и сокровенные намерения. Таким образом, по двум, или лучше, по трем причинам, суд наш не бывает правым: во-первых, потому, что, хотя бы мы ничего не знали за собою, мы не безвинны пред судом Обличающего грехи наши с точностию; во-вторых, потому, что большая часть дел остается для нас не открытою и не известною; в-третьих, потому, что многие из действий других кажутся нам добрыми, но совершаются не с добрым намерением. Для чего же вы говорите, что такой-то лучше такого-то? Ибо вот Апостол говорит, что ничесоже в себе свем, и однако ж — о сем не оправдаюся, то есть нельзя сказать, что я свободен от вины и осуждения. Если же мы и тогда, когда ничего не знаем за собою, не можем быть свободными от осуждения, и за самые добрые дела, когда совершаем их не с добрым намерением, подлежим наказанию, то представь, сколь неправы суды человеческие. Люди не могут видеть всего; это возможно только для одного недремлющего Ока; людей мы можем обмануть, но Его — никогда. Посему не говори: мрак и стены окружают меня; кто видит меня? Создавый наедине сердца наши (Пс. 32, 15) знает все; потому что и тма не помрачится от Него (Пс. 138, 12). Посему не говори: кто видит меня? Есть Тот, Который проникает до души же и духа, членов же и мозгов (Евр. 4, 12)» (святой Златоуст).
βββ) Применение сказанного к коринфянам (4, 6–8)
Стих 6.Сия же, братие моя, преобразих на себе и Аполлоса вас ради, да от нас научитеся не паче написанных мудрствовати, да не един по единому гордитеся на другаго.
Сия же преобразих. Что такое сия? — То, что говорил он в третьей главе и что сказал теперь. Там говорил: кто же есть Павел, кто же ли Аполлос, точию служителие? Здесь сказал: тако нас да непщует человек, яко слуг Христовых и строителей таин Божиих. То несомненно, что благовестники Евангелия имели высокое значение в деле устроения Церкви, спасительницы человечества. Но Апостолы ничего себе не приписывали, а все относили к Господу, чрез них действовавшему, почитая себя орудиями Его и всю заботу обращая на то, чтобы верными Ему быть во всем. В Коринфе же вожди партий, может быть, превосходившие других и образованностию, и дарами благодатными, вероятно много о себе думали, высились над другими, а за ними и те, которых каждый привлекал на свою сторону, один пред другими гордились. Чтоб уврачевать их, святой Павел представил им, что и он, столько потрудившийся в насаждении веры в Коринфе, и Аполлос, немало к тому содействовавший, суть ничто в сем деле: ни насаждаяй что есть, ни напояяй, но возвращаяй Бог; тогда как все видели и важность дела, ими сделанного, и великость труда, ими подъятого. Из всего хода речи те, которые высились над другими, не могли не уразуметь, как стыдно им присвоять что-либо себе и выситься, когда Апостолы так смиренно о себе судят. Но как грешная совесть уклончива, то Апостол справедливо предполагая, как бы не уклонила она обличения и от этих виновных, счел нужным прямо сказать, что все это о себе и Аполлосе говорил с целию уврачевать их немощь. Вас ради, говорит, преобразих на себе и Аполлосе. Хоть он и не называет, кого ради именно, но и для них, и для всех было очевидно, к кому речь. Как это ни осторожно сделано, однако же не могло не смутить их; потому, чтобы смягчить впечатление, он предпосылает слово любви: братие моя. Они все сказанное доселе слушали со вниманием и хорошо все усвоили, смутно, может быть, гадая, что речь их касается. Но когда сказал Апостол: вас ради, то для них все стало ясно, — и как сказанное идет к ним, и для чего дал Апостол такой оборот речи. Вразумление было полное.
«Если б он прямо сказал: вы осуждаете мужей святых и достопочтенных, то они оскорбились бы и не стали слушать; а теперь, когда он сказал: кто есть Павел и проч., то они скорее могли принять внушение. Посему он и сказал: сия преобразих вас ради, да от нас научитеся не паче мудрствовати, — выражая этим, что если бы он прямо стал говорить о тех мужах, то они не научились бы тому, чему следовало научиться, и не приняли бы вразумления, оскорбившись сказанным» (святой Златоуст). А теперь и бежать нечего, ибо все нужное для вразумления уже выслушано.
Не паче написанных мудрствовати. Что это написанное? — То, что написал Апостол впереди. Хочет сказать вождям: да научитесь от нас все, что имеете, к Богу относить; если что успели сделать доброе для братий, считать себя только служителями, чрез которых Бог действовал, и если что из сделанного принесло плод, Богу то приписывать, возращающему все доброе; себя же считать ничем, и никак не предварять суда Божия, думая о себе, что достойны похвалы и наград.
Слова же: да не един по единому гордитеся на другаго, относятся и к вожакам конечно, но более ко всем другим, ими увлеченным. «Здесь он, оставив учителей, обличает учеников» (святой Златоуст). «Ибо коринфяне, разделившись на толки и положив называться — одни именем одного, а другие именем другого, препирались одни с другими, и каждый толк усиливался своему учителю отдать первенство пред другими» (Феодорит). Апостолы, имена которых носили партии, закрыты были ближайшими личностями вожаков. Ученики их ими гордились и высились друг перед другом. Это было самое пустое гордение единого по единому на другого. Гордение — плод легкомыслия, но все же гордение, надмение. «Действительно, и то происходит от гордости, когда кто-нибудь, не имея ничего у себя, превозносится другими. Как превозносящийся чужим богатством делает это от гордости, так и превозносящийся чужою славою. Посему справедливо Апостол называет это гордостию. Когда в теле один член делается выше других, то это не что иное, как болезненная опухоль, ибо один член не иначе может подняться выше другого, как от воспаления. Так и в теле Церкви — кто гордится и превозносится, тот находится в болезненном состоянии, потому что он поднимается выше общего соразмерного положения и, следовательно, подвергается болезненной опухоли. В теле это бывает тогда, когда накопляется какая-нибудь излишняя и вредная влага вместо обыкновенных питательных соков. Так и в душе рождается гордость, когда в нас входят чуждые помыслы. Гордость есть как бы воспалительная опухоль, наполненная вредными соками. Впрочем, говоря это, он не запрещает оказывать почтение (учителям), но осуждает почтение, соединенное со вредом. Ты хочешь оказать почтение такому-то? Не препятствую; но только бы без вреда другому. Не для того нам даны учители, чтобы мы восставали друг против друга, но чтобы все соединялись друг с другом. Военачальник поставляется над войском для того, чтобы из разделенных членов составить одно тело; если же он станет производить в войске разделение, то он более враг, нежели военачальник» (святой Златоуст).
Стих 7.Кто бо тя рассуждает? Что же имаши, егоже неси приял? Аще же и приял еси, что хвалишися, яко не приемь?
Когда открылось, на кого метила прежняя речь, и указана цель скрытого обличения, чтоб не гордились друг пред другом, виновные пойманы и не могли уклониться, тогда самое обличение обрушивается на них со всею строгостию. Апостол оставляет прочих и теснит вожаков, в той особенно мысли, что когда они возвратятся к скромности в помыслах и делах, тогда и водимые ими все смирятся, смотря на них. «Здесь, оставя подчиненных, он обращается опять к начальникам. А смысл слов его следующий: откуда известно, что ты достоин похвалы? Разве был суд? Разве произведено было испытание, исследование, точное дознание? Не можешь этого сказать. Если же люди так рассудили, то суд их неверен (рассуждает — διακρινει, различает, отличает). Положим даже, что ты достоин похвалы, что ты действительно имеешь дарования и что суд человеческий не ложен: и тогда тебе не следует высокомудрствовать. Ты ничего не имеешь от себя, но все получил от Бога. Почему же представляешь себя (от себя и для себя) имеющим то, чего не имеешь (от себя и для себя)? Что ты имеешь, то имеют и другие вместе с тобою (ибо дано для них). Ты получил все, что ни имеешь, а не то только или другое (дары особые). Достоинства твои не от тебя, но от благодати Божией. Укажешь ли на веру, — она от призвания; укажешь ли на отпущение грехов, на дарования, на способность учительства, на добродетели, — все ты получил оттуда. Что же, скажи мне, ты имеешь такого, чего бы не получил, а достиг сам собою? Не можешь указать ни на что. Ты получил, и между тем превозносишься? При этом следовало бы смиряться, потому что данное принадлежит не тебе, но Давшему. Если ты получил, то получил от Него; если получил от Него, то получил не свое; если получил не свое, то почему превозносишься, как бы имея все от самого себя? Посему и присовокупил Апостол: аще же и приял еси, что хвалишися, яко не приели? Таким образом последовательно доказав свою мысль, он далее показывает, что еще многого недостает им, и говорит: если бы даже вы получили все, и тогда никак не следовало бы хвалиться, потому что все это не ваше; но вы теперь еще многого не имеете. И в начале он намекал на это, когда говорил: не могох вам глаголати яко духовным (3, 1), а здесь с укоризною внушает им это и говорит» (святой Златоуст):
Стих 8.Се сыти есте, се обогатистеся, без нас воцаристеся: и о дабы воцарилися есте, да и мы быхом с вами царствовали!
Се — вот как, вы уже сыти и обогатились! Не успели вкусить начатка от плодов веры, уже и сыты; не успели малость некую стяжать из ведения христианского и христианских добродетелей, как уже и богатыми себя считаете? Это с чем сообразно? С другой стороны, обличает гордость: там обличал ее тем, что она себе присвояет то, что даровано; а здесь тем, что она всегда исходит от пагубного самопрельщения, от чувства самодовольства: враг надувает в голову мысль, будто того, что имеется, так много, что большего и желать нечего. Остается только наслаждаться и украшаться венцами похвал, или прямее, сплетать себе самовосхваления, и вследствие того выситься над другими, смотря на них свысока. Как такого рода настроение очень смешно в существе дела, то для разорения его Апостол и употребляет иронию. «Се сыти есте. Не напрасно Апостол употребил слово: се (вот как, вы уже и сыты), но самым временем доказывает, как неосновательно и безрассудно их мнение. Он иронически говорит им: так скоро вы дошли до конца! Это не могло быть по самому времени; совершенство — в будущем; довольствоваться малым, это — знак слабой души; при малом считать себя богатым свойственно душе болезненной и жалкой; благочестие ненасытимо; при начатках считать себя получившим все и только еще в начале дела — достигшим конца, свойственно детскому рассудку» (святой Златоуст).
Без нас воцаристеся. «Мы еще бедствуем, подвергаемся страданиям за проповедь, а вы уже и царством насладились» (Феодорит). Надо подразумевать здесь — будто. Вы так себя держите, будто уже воцарились, будто настало царство славы, розданы венцы, настало блаженное ликование. Но как же это без нас? Мы трудимся, терпим всякого рода лишения, а вы уже и в царство будто вступили! Выставляет Апостол нелепость того помышления гордых, что у них уже всего вдоволь, нечего более трудиться. Он говорит здесь: ныне время труда и потов; нелепо себя иметь таким, как будто уж и царство в руках держишь. Или такая может быть здесь мысль: мы трудились и над вами, и над теми, которых вы к себе подобрали, а вы в труд наш вошли и распоряжаетесь там себе самовластно, будто настоящие цари. К вам все уже обратились, мы же вытеснены из внимания, будто нас нет, и мы ничего не значим, хотя толки ваши нашими именами украшаются. Но первая мысль прямее.
И о дабы воцарилися есте! — «Ирония кончилась; Апостол выражает действительное свое к ним расположение, и говорит как бы: в этом отношении не только не завидую вам, но и желаю, чтобы вы сподобились такого блага» (Феодорит). «А чтобы и эти слова не показались ирониею, продолжает: да и мы быхом с вами царствовали. Тогда, говорит, и мы с вами получили бы это благо!» (святой Златоуст). Этим «выразил Апостол безмерность своего смирения. Христос истинно царствует; слуги Его суть причастники Его царства; но Апостол, в намерении скромностию своею смирить их (вожаков партий) гордыню, употребил такое выражение» (Феодорит). «Как бы так: ради вас и нам дастся царство; авось и мы не лишимся такого блага. Ибо учителям справедливо быть там, где ученики, — не отставая от них. Или так: и мы с вами царствовали бы в вас, то есть ваша слава — наша слава. Честь учителям, когда ученики стоят высоко» (Экумений и Феофилакт). Следующие слова заставляют дополнить: но ведь этому нельзя быть теперь. Желали бы мы, чтоб вы уже в царстве будто были, чтоб и нам с вами там же быть, но время не то. Теперь — время трудов, скорбей, смертей.
Мысль сего места темновата. Не видно, что хотел внушить ею Апостол.
γγγ) Внешне положение Апостолов в мире не светлое (4, 9–13)
Иные думают, что в этом отделении продолжается начатая пред сим ирония; другие — что Апостол намеренно представил картину скорбного и уничиженного положения своего и всех Апостолов и причину его положил в особом намерении Божием, — чтоб те, которые не очистились еще от гордостных мирских воззрений, не смотрели на него и других Апостолов с презрением и не уничижали их за то. Последнее будто прямее идет. Но можно и первое видеть в иных выражениях. Таким образом совместится и то, и другое понимание этого отделения.
Стих 9.Мню бо, яко Бог ны посланники последния яви, яко насмертники, зане позор быхом миру и Аггелом и человеком.
Бо — ибо, — причина на умолчанную мысль. Желали бы мы вам воцариться, чтоб и самим с вами царствовать; да время не то. Ибо нынешнее время вот каково: скорби, смерти, лишения. И это по Божьему намерению. Бог так положил. Мню бо — полагаю наверное, то же — что, вижу. Хочет сказать: ибо очевидное дело, что Богу угодно было явить нас, Апостолов, последними, — последними по доле. Богу угодно было, чтоб мы состояли в самой последней, низкой доле, чтоб мы были как бы насмертники, люди на смерть осужденные и преданные позору, как, например, те, которых отдают на снедение зверям. Чту это так, смотрите, что мы. — Мы позор быхом миру и Ангелом и человеком. Позор — зрелище, — не в славу, а к посрамлению и всестороннему унижению, хотя в духовном отношении это славно и величественно. Избираем из слов святого Златоуста некоторые положения: «Апостол говорит как бы: возвещаю, что настоящее время не есть время почестей и славы, но гонений и скорбей. Я вижу, что мы, Апостолы, всех презреннее и осуждены терпеть постоянные бедствия. Тех, которые посевают проповедь благочестия, Бог последними явил, как бы насмертниками, то есть как бы осужденными на смерть и достойными всякого рода смерти. — Зане позор быхом миру и Ангелом и человеком. Что значит: позор быхом миру? — Не в потаенном месте, говорит, и не в малой части вселенной мы подвергаемся этому, но везде и при всех. А что значит и Ангелом. Можно быть зрелищем для людей, но не для Ангелов, когда совершаемое маловажно; а наши, говорит, подвиги таковы, что они достойны быть зрелищем и для Ангелов (несмотря на то, что по видимости они так уничижительны). Они обращают на себя взоры не только людей, но и всего сонма Ангелов. Яко несть наша брань с человеками, но с бесплотными силами (Еф. 6, 12), потому и смотрит на нас великое множество зрителей».
Но таковы Апостолы, то есть так уничиженны и бездольны только по внешности; в существе же дела то, что они производят, имеет всемирное значение. Люди, непросвещенные благодатию, этого не видят; просвещенные могут увидеть, если отбросят мирские понятия о светлости или несветлости внешних состояний; но Ангелы несомненно то видят. Злые видят, ибо разоряется их царство, а добрые видят, ибо их дело — содействовать распространению царства добра, которое составляет всегдашнюю их радость.
Стих 10.Мы убо буи Христа ради, вы же мудри о Христе; мы немощни, вы же крепцы; вы славни, мы же безчестни.
Наши лишения, скорби, насмертности — благо миру, не внешнее, а духовное и вечное. Доказательство тому — вы сами. Мы буи Христа ради, — «проповедуем то, что неверные признают буйством» (Феодорит). За нашу проповедь о Христе Господе Распятом все почитают нас безумными. И пусть их; мы на это не смотрим, ибо уверены, что это безумие есть истинная мудрость для тех, которые с верою принимают слово наше. Вы это знаете по опыту. Приняли вы слово наше, уверовали, прилепились к Господу и стали мудры о Христе, мудры истинною мудростию, которой никто в мире не имеет кроме верующих. Смотрите, как для вас все стало ясно; знаете вы, что есть Бог, чту мир сей, как он начался и чем кончится, чту человек и какая цель его, откуда зло и как уврачевать его, и проч. Кто в мире знает это так, как вы?!
Мы немощны, вы же крепцы. Надобно и здесь как в первом положении дополнение доразумевать: мы немощны Христа ради, вы же крепки о Христе. Мы немощны Христа ради в том отношении, что нас гонят, бьют, сажают в темницы; никакой в нас внешней силы нет, как нет и внешней мудрости. Но тем, которые последуют нашему учению, мы подаем нравственную крепость, которой никакая мирская сила преодолеть не может. Вы это знаете по себе. Как только положили вы последовать Господу, взяв крест Его с твердою решимостию исполнять заповеди Его, и крестились, — тотчас получили новую жизнь, и чрез возложение рук моих благодать Святого Духа, Который излил в вас нравственную силу, неодолимую для страстей, в вас восстающих, для прелестей мира, вас влекущих, для врага, вас борющего. Так стали вы крепки о Христе. Такой силы нигде в мире нет, и негде ее получить, кроме как в проповедуемой нами вере.
Вы славни, мы же безчестни. И здесь должно дополнить: мы бесчестны Христа ради, вы же славны о Христе. Это не новое что, а будто вывод из предыдущего. Какая уже тут честь, когда всюду считают безумными, гонят из города в город и из веси в весь, бьют, сажают в темницы? Апостол этим говорит будто: так-то мы бесчестны Христа ради. Но соответственно этому и в первом положении надо видеть тот же вывод: так-то вы славны о Христе, славны истинным ведением и нравственным совершенством, славны внутреннею славою, которая есть начало и задаток славы вечной о Христе Иисусе Господе, нашем.
Стих 11.До нынешняго часа и алчем, и жаждем, и наготуем, и страждем, и скитаемся, и труждаемся, делающе своими руками (ст. 12).
Не вам только такое благо принесть мы назначены, но разносить его по всему миру, чтобы сообщать его всем способным принять его. Но как для этого, не в начале только, а и всегда надлежит быть нам в уничиженном состоянии, по Божьему определению, то мы, как начали, так и доселе продолжаем вести последнюю долю, яко насмертники. До нынешнего часа и алчем, и жаждем, и наготуем. Не то, чтоб ходили без одежды, не пили и не ели, но одеваемся как пришлось, не имея в запасе одежд, кроме той, которую носим по заповеди Господа; едим и пьем, тоже как случится, оттого нередко бываем без пищи и пития. Апостол хочет сказать, что удовлетворение этих первейших потребностей телесных у них самое скудное и не составляет предмета их забот и попечений, а совершается, как Бог пошлет.
Одежда и пища нам достаются скудные, а жилища совсем не имеем, не имеем где главу подклонить: страждем и скитаемся. Страждем — κολαφιζομεθα,— выражает, когда выталкивают кого из дому. Скитаемся — αστατουμεν,— остановиться негде на ночлег или для отдыха. Всюду нас гонят, толкают, мы и переходим с места на место.
И труждаемся, делающе своими руками. Но где придется остановиться, мы не бываем в тягость, а тотчас беремся за работу, чтобы снискать себе пропитание трудовое.
Какая тяжелая доля! Но в уверенности, что так Бог судил, и в убеждении, что иначе невозможно быть устроену спасению мира, чего ради и Сам Господь не имел где главу подклонить, — мы несем свою долю благодушно и с радостию, — «не только не ропщем, но и радуемся, и тем, которые делают нам зло, воздаем добром» (святой Златоуст).
Стих 12.Укоряеми, благословляем; гоними, терпим; хулими, утешаемся (ст. 13).
Нас бранят, злословят, а мы благословляем, благие речи им говорим; нас гонят по неприязни, но мы сносим то благодушно, без серчания, не нарушая любви, и не допуская движений отмщения; нас хулят — βλασφημουμενοι,— клянут, не только презрительно поносят, но как на непотребных гнев небес призывают, а мы утешаемся, — παρακαλουμεν,— молим, подразумевается, Бога: они на нас кару с неба призывают, а мы просим им от Бога всякой милости.
Стих 13.Хулими утешаемся; якоже отреби миру быхом, всем попрание доселе.
Якоже отреби, — περικαθαρμα миру быхом, «то есть ничем не отличаемся от того, что в домах выбрасывается, как излишнее, овощей ли то очистки или другое что подобное. Так маловажными считает нас большая часть людей» (Феодорит). Как сор, который выметают из дома на двор, а потом и со двора, так нас сметают отовсюду, желая и из мира выместь. Всем попрание — (περιψημα), — этот же сор, выброшенный и всеми попираемый, без всякой опаски и всякого внимания.
Уничижительнее еще что-либо сказать уж и возможности нет.
Что должны были почувствовать при этом те из коринфян, которые говорили: Павел невиден, беден, живет своими руками, и подобное, — Аполлос лучше? А Аполлос не терпел того, что терпел святой Павел, и в других местах, и в Коринфе; и это за дело Божие, которого и они стали причастны. Не могли они не почувствовать, что то, что они считали не преимуществом в святом Павле, было преимущество, которому подобного ничего не было в Аполлосе или в другом ком из нас самих. — И стыд и скорбь!
δδδ) Отеческое смягчение укора и обличения (4,14–16)
Стих 14.Не срамляя вас сия пишу, но якоже чада моя возлюбленная наказую.
«Не для того, говорит, я сказываю вам это, чтобы пристыдить вас. Но пристыждение уже сделано. Потому он хочет этим выразить: не с худым, не с ненавистным намерением я сделал это. Ибо, сказавши слово, оправдывать его намерением, это — прекрасный способ врачевания. Невозможно было не говорить, потому что иначе они остались бы неисправленными, а сказавши, оставить рану без врачевания, также было бы опасно; посему он после обличения оправдывается. Это не только не уничтожает действия приложенного врачевства, но еще глубже внедряет его и между тем утоляет всю боль раны, ибо слушающий, что это говорится не с огорчением, но с любовию, скорее принимает вразумление. Впрочем и здесь великое обличение и укоризна. Он говорит не как учитель, не как Апостол, — что выражало бы достоинство, — но как отец: якоже чада возлюбленная наказую. Не просто чада, но и возлюбленная. Простите мне, говорит, если сказано что-нибудь неприятное, то это произошло от любви. Не сказал: обличаю, но наказую — вразумляю. Кто не стал бы слушать отца, сетующего и предлагающего полезные советы? Посему сказал это не прежде, но когда уже нанес поражение» (святой Златоуст).
Стих 15.Аще бо и многи пестуны имате, о Христе, но не многи отцы; о Христе бо Иисусе благовествованием аз вы родих.
«Прочих учителей Апостол назвал пестунами, а себя отцом, потому что он первый принес им Евангельское учение» (Феодорит).
Пестуны суть учители, которые назидали их после святого Павла. Здесь разумеется Аполлос и свои коринфские наставники. При словах: чада возлюбленная иной мог подумать: «Что же? другие разве нас не любят? — Апостол отвечает будто: любят, но не так, как я. Они пестуны — педагоги, а я отец. Как в рассуждении детей отец — один, а пестунов бывает много, и против любви одного отца многого не достает в расположении тех многих, так и в рассуждении вас» (Феофилакт). «Апостол указывает не на достоинство свое, но на преизбыток любви. Он не укоряет других учителей, присовокупив: о Христе, и назвав их не льстецами, а пестунами, в означение, что они имели об них заботы и трудились ради их; но выразил и превосходство своей любви, и своего о них попечения, сказав: не многи отцы. — Таким образом, он не хотел ни указывать им на свое достоинство, ни напоминать, как много получили они от него пользы, но, согласившись, что и другие учители много потрудились для них, — ибо таково свойство пестунов, — преизбыток любви усвояет себе, ибо таково свойство отца. И не говорит только, что никто не любит их так, как он, — это было бы не доказательство, — но указывает и на самое дело. Какое? — О Христе бо Иисусе благовествованием аз вы родих. — О Христе Иисусе: я не приписываю, говорит, этого самому себе. Опять намекает на тех, которые присвояли учение себе самим. Ниже скажет: печать моего Апостолства вы есте (1 Кор. 9, 2); выше сказал: аз насадих (3, 6); а здесь говорит: аз — родих. Не сказал: я возвестил слово, но: аз родих, употребив выражение, близкое к природе, ибо он старался об одном, как бы выразить любовь, какую питал к ним. Те, приняв от меня, воспитывали вас; а то, что вы стали верующими, произошло чрез меня. Так, сказав им: якоже чада, и желая показать, что это не слово лести, он указал на дело» (святой Златоуст).
Рождены коринфяне, то есть стали христианами, не чрез одно благовествование, но благовествование положило начало сему рождению и освещало все производство дела; потому и стоит одно. Бывает же рождение о Христе так: благовестием начинается вера, а потом, при действии благодати, и завершается им же; верующий крещается и получает новую жизнь о Христе; затем новый сей человек помазуется Духом чрез возложение рук (ныне миропомазание). И вот совершенный христианин, то есть помазанный Духом и ставший духовно Христовым или Христом.
Стих 16.Молю же вас, подобни мне бывайте, якоже аз Христу.
Неожиданное приложение! Почему трудно угадать прямую мысль Апостола. Феодорит перефразирует это место так: «Смиряйтесь, как смиряюсь я; терпите, что терплю я; хвалитесь страданиями, а не дарованиями». Феофилакт так: «Подражайте мне во всем, не возноситесь ни мудростию, ни богатством, и не разрывайтесь с братиями, но и мудростию, и богатством считайте одно то, чтобы любить Христа и братий о Христе. Смотри, какая нежность! — Просит, а не заповедует
Может быть, Апостол хотел этим сказать только: смотрите же, не отделяйтесь от меня душою вашею, но, пребывая верными и учению, и заповедям Христовым, помните и меня, и не прерывайте со мною духовного общения и союза сердечного. Молю же стоит вместо всех убеждений, ибо когда любящий молит о любви, кто противиться может?
Святой Златоуст извлекает из сих слов общеназидательный урок. «О, какое дерзновение учителя. Сколь верным он был образом Христа, если и другим указывает на это. Впрочем, здесь он не превозносит себя, но показывает легкость добродетели. Не говори: я не могу подражать тебе, ты — учитель, и великий учитель. Не такое расстояние между мною и вами, какое между мною и Христом, и однако я подражал Ему. Когда он пишет к ефесеям, то не предлагает в посредники себя самого, но прямо руководит всех их к Богу: бывайте подражатели Богу (Еф. 5, 1); а здесь, так как обращал речь свою к немощным, представляет посредствующим себя самого. С другой стороны, показывает, что и таким образом можно подражать Христу. Ибо кто подражает верному образу, тот подражает первообразу».