Указав значение притчи, Господь далее делает приложение ее, которое хотя к существу притчи не относится, но содержит такие мысли, которые не мало служат к уяснению приточного урока.

Сказал Господь, что сыны века мудрее сынов света, чтоб тем раздражить ревность последних превзойти тех премудростию, все усилия и желания сердца обращая от здешнего к будущим обетованиям. Указал за тем самый способ, как еще отселе обладание тамошним утвердить за собою, научив без жаления разделять все с нуждающимися братиями. Как условие к успешному исполнению сего есть держание себя в отношении к благам жизни в качестве приставника, — а это требует совершенного от них отрешения, так чтобы сердце ни к чему не было привязано и ничем не связано; то к возбуждению этого отрешения и обращает теперь речь Свою Господь.

Что мешает более всего отрешению от обладаемого? Прелесть того, чем завладеть кому придется. Эту-то прелесть свеять с лица обладаемого и хочет Господь, говоря: не пристращайтесь к земному, ибо все эти блага ничтожны сравнительно с теми, кои вам приготовлены в другой жизни: эти малы, а те велики (стих 10); эти ложны, обманчивы, ненадежны, а те истинны, непреложны и верны (стих И); эти чужие для вас, а те ваши (стих 12).

Но как такое указание не для всех могло быть впечатлительно, то в одной и той же речи совмещается указание и на определение вечной правды Божией. Кто не вразумится первым, может быть, устрашится второго. Ибо, когда говорит Господь: кто вам даст? кто вам поверит? — очевидно, хочет сказать этим: решительно не получите. Неверность здесь — то же, что пристрастие. Господь говорит как бы: за то, что пристращаетесь к малому, неверному, чужому, не получите своего, истинного, великого. Таков суд Божий (стихи 10—12).

Эти два указания на незавидные свойства земного и на суд за пристрастие к нему завершает Господь указанием на невозможность быть с Богом при таком пристрастии и, следовательно, на невозможность при этом достигнуть последней цели своего бытия, которая есть богообщение (стих 13).

В этом и главная цель всей речи. Хотел Господь расположить слушавших от всего отрешиться, чтоб проложить путь к живому единению с Богом.

Стих 10. «Верный в миле, и во мнозе верен есть: и неправедный в мале, и во мнозе неправеден есть».

Как будто отвечает Господь на недоумение, чего ради так высоко почтены временные блага, что в зависимости от употребления их поставлена вечная участь каждого. Он говорит как бы так: точно, эти блага малы и ничтожны сравнительно с будущим; но, ведь, то есть общий закон, что верный в малом и во многом верен, то есть вообще окончательно верен, и достоин полного воздаяния, свойственного верным, — и наоборот. Берется здесь во внимание характер добросовестности. Если кто в малом, в котором погрешить легко ради того, что оно ограждается меньшими побуждениями и обязательствами, так чуткую являет совесть, что не попускает себе и на волос оказаться в отношении к нему неверным; то тем паче совесть не позволит ему покривить в чем большом, которое обставляется обыкновенно большими и сильнейшими побуждениями и обязательствами. Наоборот, если у кого совесть так слаба, что в малом уступает противным ей влечениям, где тому устоять в большом, когда здесь требуются и большее себе противление и большие жертвы? Малым здесь называет Господь блага временные — все дары жизни; а многим, или великим, называет жизнь в духе, по заповедям Божиим, не в интересах земных, а в видах богоугождения. Господь говорит: кто в отношении к дарам жизни держит себя, како Бог повелел, — то есть не пристращаясь к ним, а употребляя их на нуждающихся; тот, конечно, исполняет все другие высшие заповеди и всю вообще волю Божию. Кто же, напротив, в отношении к сим благам держит себя неверно, тот, конечно, покривил уже совестию и в отношении к высшим требованиям воли Божией. А из этого само собою вот что следует:

Стих 11. «Аще убо в неправеднем имении верни не бысте, во истиннем кто вам веру имет?»

Неправедному имению противопоставляется истинное. Следовательно, под неправедным разумеется неистинное, то есть ложное, обманчивое, непрочное, ненадежное, в противоположность истинному, которое состоит во благах Царства Христова, прочных, неизменных, вечных, — то есть в благодатных дарах и будущем блаженстве в вечных кровах (см.: Феофилакт, Евфимий Зигабен). Господь говорит: если вы были неверны в отношении к первым, кто поверит вам вторые; первыми не умели распоряжаться, нельзя ожидать, чтоб вы хорошо распорядились и вторыми. Это дает мысль, что Господь говорит здесь, во–первых, о невозможности тем, кои пристрастны к благам жизни, вверять благодатные дары для употребления их в свое спасение или для распоряжения ими в видах благоустроения Царства Христова. В сем случае наставление касалось, с одной стороны, мытарей и подобных им, с другой — Апостолов и сильно укоряло Иуду, над которым исполнилось это определение. Но во–вторых, изречение Господа можно принять, как приговор правды Божией в отношении только к вечным благам воздаяния. В сем случае слова Господа будут иметь такой смысл: итак, если окажется, что вы неверны были в употреблении благ неистинных, неверных, ненадежных; то не ждите, чтоб вам вверены, то есть дарованы, были блага истинные, неизменные, вечные на небесах, в Царстве Христовом. Воздаяние представляет Господь под образом вверения благ — для распоряжения будто и управления, применительно к течению речи Своей. В таком виде внушение обнимает всех вообще верующих — всех времен, мест и положений. Намеренно употребил Господь слово: «в неправеднем имении» (а не — в неистинном богатстве), чтобы тем сильнейший удар сделать на совесть мытарей (и подобных им) и еще больше раздражить чувства раскаяния, начинавшие их тревожить, и побудить к скорейшему самоисправлению — из опасения за неверность (так явную) в отношении к преходящим благам жизни быть лишенными участия в истинных, непрестающих и самых верных благах Царства Христова. Против же сего слова поставлено: «во истиннем» — тоже намеренно, чтоб показать, что и в первом Он разумеет вообще всякое временное благо, неистинно, — и тем отнять всякий предлог устранять себя от изреченного суда у тех, которые обладают не неправедно приобретенным, и расположить и их, воспринять усердную заботу распоряжаться им по намерению и указанию Господню.

Стих 12. «И аще в чужем верни не бысте, ваше кто вам даст?»

«Чужим» называются тоже временные блага, и потому, что они не наши, а вверяются нам на время от Бога, и потому, что не принадлежат к природе нашей и не входят в нее, а прилагаются совне и мимо нее текут. Что они точно таковы, видно из того, что ничего из них не вносим мы в мир сей, ничего и не выносим (см.: 1 Тим. 6, 7). «Нашим» же называется предопределенное нам вечное блаженство в богообщении, яко созданных по образу Божию, и, как средство к получению его, все «Божественные силы, яже к животу и благочестию» (2 Пет. 1, 3), подаемые по вере в Господа (см.: Феофилакт, Зигабен, Августин). Не дается нам сие наше при неверности в отношении к чужому не только потому, что неверный подлежит наказанию и лишениям, но и потому что, в таком случае, теряется способность к принятию «своего», заглушается сочувствие к нему, расстроиваются сосуды для вмещения его. Это напоминание обнимало всех; но не трудно заметить, что оно (кроме мытарей) особенно направлено было на совесть Иуды и должно было возбудить в нем опасения — не потерять бы того, что должно принадлежать ему по избранию его в апостольство, указывая вместе и путь к исправлению. И это изречение о неверности в чужом имеет значение вечного определения правды Божией, как предыдущее о неверности в неправедном, обманчивом и лживом, — как бы так: неверный в чужом лишен будет своего. Выражено же так применительно к течению речи о приставнике, коему вверяемо или даваемо было в управление — не свое.

Нельзя не остановиться вниманием на особенностях в употреблении Господом речений. Дает Он общее наставление, годное для всех; но при этом в каждом изречении намеренно вставляет слово, которое шло прямо к совести того или другого из слушавших. «Верный в мале» — утешало и воодушевляло Апостолов; «неверный в мале», равно как неверный в чужом, — падало на Иуду; «неверный в неправедном» — обличало мытарей; следующая за сим речь вразумляла фарисеев, чаявших и обладать многим неправедно и с пристрастием, и Богу угодить или Ему работающими явиться. Так нельзя, говорит Господь.

Стих 13. «Ни кий же раб может двема господинома работати: ибо или единаго возненавидит, а другаго возлюбит: или единаго держится, о друзем же нерадети начнет: не можете Богу работати и мамоне».

Неверность, о коей неоднократно повторял Господь пред сим, обнаруживается, как видно из значения уроков Господних, теми, которые дары жизни, получаемые от Бога с тем, чтоб добре употреблять их на благотворение братиям, употребляют в собственное свое удовольствие, на пустые утехи и роскошь и, кроме того, пристращаются к ним до того, что они становятся для них идолами, коим раболепно служат, истощая попусту и время, и силы. Понятно, что требовалось от пристрастившихся напоминанием об опасности их положения, — требовалось отрешение от пристрастия. Как переломить себя, дать совсем другое настроение сердцу очень трудно; то понявшие урок, во избежание болезненных жертв сердца, могли подумать и пожелать, нельзя ли совместить то и другое: и в свое удовольствие жить с пристрастиями, и Богу угодить. Таковы были фарисеи. К ним и подобным им и говорит Господь, что это невозможно, поясняя то общеизвестным в житейском быту примером, знаменование которого в отношении к духовной жизни понятно. Господь требует решительного — вседушного, нераздвоенного — посвящения себя целям вечным, — тому, что назвал Он нашим, истинным, верным и великим, и решительного беспристрастия ко всему прочему, неверному, скороприходящему, ничтожному, чуждому нам. Кто хочет совместить земные эгоистические стремления с чаянием вечных кровов, тот замышляет невозможное. Это — две противоположности. Кто стоит на одной стороне, того нет на другой. Нельзя одним и тем же сердцем успешно преследовать интересы и временные и вечные, как нельзя работать как следует двум господам. Обладание житейскими благами, их приобретение и хранение неизбежны в жизни сей. Не против сего и говорит Господь, а против пристрастия к сим благам, против неустанной заботы только о том, как бы побольше нажить и поутешнее пожить здесь. Эта забота о земном, с утра до вечера томящая и гонящая пристрастившихся к любоиманию, есть иго работное, под которым, как крепостные, трудятся сии рабы мамоны, не имея времени и охоты воздохнуть о том, что выше земли и что ожидает их после сей временной жизни. Господь и говорит: имей, что дано, но не будь раб того, а господин, свободно владеющий, свободно распоряжающийся и жертвующий тем без жаления. Как иметь без любоимания, как приобретать, хранить и употреблять без рабской заботы — это есть христианская мудрость, которой научает дух благодати тех, кои взыщут ее всем сердцем. Но что это не невозможно, показывали и показывают опыты; а что это обязательно, — се, слышим слово Господа. И слово: «приставник» — лучше всего выражает, как должно держать себя всякому в отношении к дарам жизни. Владей всем и управляй, но как чужим, на время тебе вверенным для благоупотребления, по намерению дарователя, с предлежащею в том отчетностию. Чрез это окажешься ты не менее сынов века мудрым; чрез это стяжешь себе друзей вечных и вечные кровы; чрез это докажешь ты верность в малом, ненадежном, преходящим, чужом и удостоишься получить великое, истинно свое; чрез это только засвидетельствуешь, что ты работаешь Богу, а не мамоне.

«Не можете Богу работати и мамоне».

К этому выводу стремилась вся речь. Говорилось будто о внешнем благоразумном действовании в отношении к временным благам; но внутренняя, руководящая мысль была — вседушное единому Богу служение, чрез отрешенное от всяких пристрастий хождение в воле Божией, и в этом круге дел, малых сравнительно с другими. Ценность их в очах Божиих условливается всецелым принадлежанием сердца Богу. Над всем, вверяемым человеку для сей жизни, надпись налагается Господом: это тебе, Мне же «даждь сердце» (ср.: Притч. 23, 26). Только кто так расположен, есть истинный раб Божий. Раздвоенное же сердце дает двоедушника, неустроенного в путях своих (см.: Иак. 1, 8). Условие, под которым угодно Господу мудрое употребление богатства и всякого достояния признать служением Себе, в том, чтоб, сердцем Богу прилепясь, руками только касаться того, что имеешь и чем обладаешь, и то все по намерению Божию. В этом же средство и к тому, как иметь без любоимания. Пусть сердце все объято будет боголюбием и не будет места сребролюбию.