Глава I. Некоторые особенности богослужения Православной церкви

Богослужение и богословие

   В жизни Православной Церкви богослужение занимает столь важное место, что в представлении многих инославных христиан Православие ассоциируется прежде всего именно с богослужебным культом, пением и иконами:

В наше время миллионы людей духовно питаются православным богослужением, — пишет протопресвитер Иоанн Мейендорф. — Очень многие… на Западе… начинают понимать Православие именно через литургическую традицию не только христианского Востока, но и древнего христианского Запада. В православном богослужении они находят и связь с апостольской верой первых веков христианства, и опыт грядущего иарства Божия. Именно поэтому нам, православным, надо хранить богослужение не только как необходимую связь с прошлым, но и как живое свидетельство о вере. Это требует как хорошего знания его истории, так и богословского духовного опыта того, что составляет ядро именно церковной молитвы, в которой прошлое, настояшее и будущее объединяются в жизни Тела Христова

   По своему составу, продолжительности и богословской насыщенности православное богослужение заметно отличается от богослужения в инославных христианских общинах, будь то протестантских или католических. Даже внешние различия бросаются в глаза. Современное протестантское богослужение, например, представляет собой, как правило, серию разрозненных, не связанных между собою молитвенных действий: сначала священнослужитель произносит слова благословения, далее все открывают книгу на определенной странице и исполняют то или иное песнопение, затем, после паузы, священник произносит проповедь, потом читается молитва, играет орган. Прихожане в основном сидят, лишь иногда встают, чтобы снова сесть. Богослужение может сопровождаться разъяснениями священнослужителя — в какой книге и на какой странице находится то или иное песнопение, следует ли его исполнять стоя или сидя. Все богослужение длится минут тридцать–сорок. В некоторых протестантских общинах за богослужением используется рок–музыка.

   После литургической реформы II Ватиканского Собора богослужение во многих католических храмах не слишком отличается от протестантского: то же отсутствие целостности, то же чередование отдельных, не связанных между собою молитв и песнопений.

   В Православной Церкви дело обстоит иным образом. Здесь с первого же возгласа каждой службы, будь то литургия, вечерня, утреня, часы, полунощница или повечерие, человек погружается в стихию молитвы, не прерываемой ничем. Одни за другими, без перерыва, следуют псалмы, ектении, стихиры, тропари, молитвы и возгласы священника: вся служба проходит на одном дыхании как единая непрерывно развертывающаяся мистерия, все совершается в одном ритме, ничто не отвлекает от молитвы. Византийские богослужебные тексты, насыщенные глубоким богословским и мистическим содержанием, чередуются с молитвенными воздыханиями псалмов. Даже те элементы «хореографии», которые характерны для православного богослужения — торжественные входы и выходы, поклоны, каждение, — призваны не отвлечь внимание верующих, а, наоборот, настроить их на молитвенный лад, вовлечь их в ту теургию, в которой участвует не только Церковь земная, но и Церковь небесная, не только люди, но и Ангелы.

   Богослужебные тексты, употребляемые в Православной Церкви, написаны по преимуществу в глубокой древности: приблизительно с III по XIV век. Многие из этих текстов насыщены столь глубоким богословским содержанием, пересыпаны таким количеством библейских аллюзий, что современному человеку, не имеющему специальной подготовки, крайне сложно воспринять их на слух, понять их смысл. Нередко раздаются голоса, требующие упрощения богослужения, литургической реформы. Призывают даже к прямому «хирургическому вмешательству» в православное богослужение с целью сделать его более современным, более доступным и более соответствующим умонастроению современного человека. Однако ни одна Поместная Православная Церковь не сочла возможным пересмотреть литургический Устав, даже если сама практика церковной жизни внесла в него существенные коррективы (о чем будет сказано ниже). Наличие в богослужении глубоких и содержательных текстов, пусть даже не всегда понятных и современных, делает его школой богословия и богомыслия для верующих.

   Более того, богослужение в его исконном, нереформированном виде представляет собой основной критерий церковной жизни, критерий богословского развития. С богослужением, литургией, Евхаристией необходимо сверять богословие. «Наше учение согласно с Евхаристией, а Евхаристия, в свою очередь, подтверждает наше учение», — говорит святой Ириней Лионский. Принцип соответствия между богослужением и богословием прочно укоренен в православном сознании. Именно поэтому богословие, не основанное на литургическом опыте или прямо ему противоречащее, нельзя признать подлинно православным. И наоборот, богослужение, утратившее свое исконное богословское содержание, перестает быть критерием истины для верующего, перестает быть школой богословия и богомыслия.

   В докладе «Об изменяемости и неизменяемости православного богослужения», прочитанном в 1988 году, протопресвитер Иоанн Мейендорф сформулировал три основных принципа, имеющих прямое отношение к вопросу о связи между богослужением и богословием:

1. Богослужение выражает Предание Церкви, то есть исповедание церковной веры во времени, в разных культурах и разных эпохах. Мы верим, что это Предание есть Священное Предание: изменяясь в веках, оно остается неизменным по существу. Нам надлежит совершать богослужение так, чтобы оно всегда отражало Священное Предание…

2. Богослужение отражает единство церкви, — единство со святоотеческим прошлым и единство со всеми теми, кто сейчас исповедует ту же православную веру.

   : 3. Богослужение есть свидетельство сознательной веры: оно не должно развиваться в отрыве от богословия, от веры, от учительства, от опыта ОТЦОВ.

   Разрыв между богословием и богослужением отрицательно сказывается и на том, и на другом. Богословие, лишенное своей исконной литургической сердцевины, превращается в сухую академическую науку, оторванную от реальной духовной жизни. Именно таким давно уже стало «профессиональное» богословие на Западе, будь то католическое или протестантское. (Процесс этот не оставил незатронутым и православное богословие, которое в XVIII–XIX веках находилось под переменным влиянием то католического, то протестантского богословия.) Современные богословы подразделяются на группы специалистов — по Ветхому или Новому Завету, по патристике, по литургике, по истории догматов. В рамках одной группы специализация, как правило, суживается до одной конкретной темы: один ученый может специализироваться на изучении одного отца Церкви или на изучении определенного периода в жизни этого отца Церкви. В итоге адресатом научно–богословской литературы становится не широкая публика, не церковная общественность, а тот же узкий круг специалистов, занимающихся сходной проблематикой. Один богослов пишет книгу для нескольких десятков или, в лучшем случае, сотен себе подобных: книга занимает место на полках специализированных библиотек и не оказывает никакого влияния на церковную жизнь. Исключения из этого правила достаточно редки.

   Разрыв между богослужением и богословием, между lex orandi и lex credendi, не может не сказываться самым пагубным образом и на развитии литургической жизни. Там, где «богослужение больше не питается живым Преданием Церкви», возникает «склероз литургических обычаев, отсутствие понимания их смысла». Консервация литургических форм без осознания их содержания произошла, в частности, в некоторых беспоповских старообрядческих общинах.

    Но оторванность богослужения от подлинно православной богословской традиции может иметь и обратный эффект: богослужение может оказаться подвержено таким мутациям, которые существенно исказят его суть, изменят его до неузнаваемости. Такой процесс происходит в тех протестантских общинах, где богословие претерпело радикальную трансформацию, существенно отойдя от изначальной христианской традиции. В некоторых протестантских общинах существуют богослужения, приспособленные для той или иной категории верующих. Есть, например, феминистские богослужения со специально составленными текстами. Lex orandi в данном случае может вполне соответствовать lex credendi, но сам lex credendi представляет собой результат серьезного «хирургического вмешательства» в самую сердцевину христианского Предания. Причем вмешательство это осуществляется не столько изнутри церковной общины, сколько извне — из секулярного мира, в котором родилось и развилось феминистское движение.

   Православная традиция, как кажется, надежно защищена от подобных явлений, так как обладает достаточным количеством «защитных механизмов», не позволяющих внешним силам вторгнуться в ее литургическую практику. Эти механизмы срабатывали в тех случаях, когда под видом ревизии богослужебных текстов в Церковь пытались внести ошибочные или еретические мнения. Так, например, несторианство началось с предложения заменить общеупотребительный термин «Богородица» на более логичный, с точки зрения Нестория, термин «Христородица». Когда это предложение было сделано, сработал один из защитных механизмов: возмутился православный народ. Далее был приведен в движение другой механизм: в обсуждение проблемы включились богословы. Наконец, был созван Вселенский Собор. Оказалось, что за внешне безобидным «хирургическим вмешательством» в богослужение крылась опасная христологическая ересь, которая и была осуждена Собором.

   Православное богослужение тем и драгоценно, что оно дает четкий критерий богословской истины, и именно богословие необходимо сверять с богослужением, а не богослужение корректировать под те или иные богословские посылки. Lex credendi вырастает из lex orandi, и догматы являются богооткровенными именно потому, что родились в опыте молитвы, были открыты Церкви через богослужение.

Литургический язык

   В некоторых Поместных Православных Церквах за богослужением употребляется особый, устаревший язык, тогда как в других Церквах богослужение совершается на современном языке. В частности, в Греческой Церкви употребляется так называемый «византийский греческий», близкий к языку Нового Завета и существенно отличающийся от разговорного новогреческого. В Грузинской Церкви употребляется старогрузинский, записывавшийся особым шрифтом «хуцури». В Русской Православной Церкви богослужение совершается на церковнославянском языке. Ранее на славянском служили также в Сербской и Болгарской Церквах, однако в течение последних десятилетий XX века эти Церкви перешли на современные языки — сербский и болгарский соответственно.

   Употребление церковнославянского языка в богослужении Русской Церкви восходит к святым братьям–просветителям Кириллу и Мефодию, с которых началось переводческое дело в славянских странах в IX веке. После крещения Руси святым равноапостольным князем Владимиром в конце X века начался систематический перевод византийских богослужебных текстов на славянский язык; перевод и редактирование продолжались вплоть до XVII века. В течение веков корпус греческих литургических текстов был полностью переведен на славянский язык.

   При переводе был использован буквальный метод, при котором сохранялись не только слова, но и их порядок в предложении. В византийских поэтических текстах порядок слов был обусловлен необходимостью следовать определенному размеру, из–за чего слова нередко переставлялись местами. Более того, слова иной раз подбирались одно к другому не только исходя из смысла, но и исходя из их взаимного ритмического соответствия, из–за чего в некоторых случаях могло создаваться впечатление случайного подбора слов. В поэтической речи ясность смысла и правильность построения фразы иной раз приносилась в жертву ради фонетического благозвучия и ритмической стройности стиха. Однако при переводе на иной язык поэзия превращалась в прозу, благозвучие исчезало и ритм нарушался, тогда как отсутствие логики в построении фразы и неестественный порядок слов сохранялись. Все это создает впечатление, с одной стороны, малопонятности славянских текстов, с другой — чрезмерной напыщенности и сложности.

   В качестве примера можно привести три богослужебных текста, относящиеся соответственно к праздникам Рождества Христова, Пятидесятницы и Богоявления. Понимание подобных текстов доступно разве что специалистам в области славянской филологии:

Любити убо нам яко безбедное страхом удобее молчание, любовию я Дево, песни ткати спротяженно сложенныя неудобно есть; но и, Мати силу, елико есть произволение, даждь.

    Божественным покровен медленноязычный мраком, извитийствова богописанный закон, тину бо оттряс очесе умнаго, видит Сущаго, и научаета Духа разуму, хваля божественными песньми.

    От глубиннаго льва, тревечерний странне пророк во внутренних валяся, абие произыде, пакибытия спасение, от змия человекоубийиы, всеи предъявляя в последняя лета.

   Смысл первого стиха можно пересказать следующим образом: «Для нас было бы проще любить молчание как безопасное, и нелегко с любовью создавать продолжительные песнопения в Твою честь, но Ты, о Матерь Дева, подай нам продолжительность стиха, соответствующую нашему рвению». Второй текст в пересказе звучал бы примерно так: «Косноязычный (Моисей), покрытый божественным облаком, написал боговдохновенный закон, ибо, стряхнув (мысленное) покрывало с умственных очей, он созерцает Бога и научается пониманию Духа, восхваляя Его божественными песнопениями». Смысл третьего текста приблизительно таков: пророк, который три ночи провел во чреве кита («тревечерний пророк»), таинственным образом пребывал внутри («во внутренних») этого кита («глубиннаго льва»), но внезапно вышел оттуда; тем самым он для всех стал прообразом спасения от диавола–человекоубийцы, которое произойдет в будущей жизни (в «пакибытии»), в конце времен («в последняя лета»).

   Во всех трех случаях нарушен естественный для прозаического текста порядок слов: «но и, Мати, силу, елико есть произволение, даждь» вместо более логичного «но и силу, Мати, даждь, елико есть произволение»; «Божественным покровен медленноязычный мраком» вместо «Медленноязычный, покровен божественным мраком». Во всех случаях для понимания текста недостаточно прочитать его в переводе на русский язык: необходима целая серия дополнительных интеллектуальных усилий для усвоения логики авторов текста. Во втором случае, например, требуется знание той библейской истории, к которой лишь намеком отсылает поэтический текст: необходимо помнить, что Моисей был косноязычным (см.: Исх 4, ю), чтобы понять, что речь идет именно о нем (так как его имя нигде не названо). В третьем случае необходимо понять, что «глубинный лев» — это кит, поглотивший Иону (в данном случае кит является прообразом диавола, поэтому метафорически он назван львом), и что «спасение пакибытия» отнюдь не произошло «от змия–человекоубийцы».

    Конечно, не все славянские переводы богослужебных текстов столь же маловразумительны, как приведенные выше. Но таковых и им подобных в литургических книгах Русской Православной Церкви немало. Использование в богослужении устаревшего языка стало предметом спора, который продолжается внутри Русской Церкви на протяжении более ста лет. И среди клириков, и среди мирян имеются как сторонники сохранения церковнославянского языка в качестве неприкосновенного, так и сторонники перевода богослужения на русский язык. Есть также те, кто призывает к частичной замене церковнославянских текстов на русские или к новой редакции богослужебных книг, которая сделала бы славянские литургические тексты более доступными.

   Вопрос о литургическом языке широко обсуждался в ходе подготовки к Поместному Собору 1917—1918 годов. Уже тогда проблема малопонятности богослужения стояла очень остро. Архиепископ Алеутский и Северо–Американский Тихон (впоследствии патриарх Всероссийский) писал в 1906 году: «Для Русской Церкви важно иметь новый славянский перевод богослужебных книг (теперешний устарел и во многих местах неправильный), чем можно будет предупредить требования иных служить на русском обиходном языке». Другой иерарх, епископ Полоцкий Серафим, так говорил о необходимости улучшения славянского перевода богослужения:

В полемике с католичеством православные богословы всегда указывают на свое богослужение как на одно из преимуществ Православной Цекркви ввиду его особой назидательности. Однако на практике оно далеко не достигает той цели, для которой создано благодатными носителями Православия. Причина этого кроется прежде всего в его непонятности для большинства верующих. Ввиду этого необходимо прежде всего улучшить язык богослужения, сделать его более ясным и понятным в отдельных словах и конструкциях.

   «Пробное» издание литургических текстов на славянском языке в новой редакции было сделано и издано малым тиражом незадолго до Поместного Собора 1917—1918 годов, но так и не достигло большинства православных храмов. Дискуссия о богослужебном языке, развернувшаяся на Соборе, также осталась незавершенной. Хорошо известны дальнейшие события: попытки обновленцев русифицировать богослужение и неприятие этих попыток церковной общественностью. Подобные попытки и в наши дни решительно пресекаются церковным народом, стоящим на страже церковнославянского языка как оплота церковности.

   Проблема малопонятности церковнославянского языка тем не менее продолжает ждать своего решения. При всем том, что справедливо говорится о необходимости сохранения церковнославянского языка, очевидно и то, что богослужение призвано быть, насколько возможно, понятным; в противном случае оно теряет свою назидательную силу. В то же время необходима особая осторожность при внедрении любых изменений в существующую литургическую практику, в том числе при переводе или редактировании богослужебных текстов. Не следует забывать о том, что именно новая редакция славянского текста богослужения стала одной из причин возникновения в XVII веке старообрядческого раскола, охватившего миллионы русских людей и не изжитого по сей день. Должен учитываться консерватизм церковного сознания, многовековая привычка к тем или иным текстам, выражениям, словесным оборотам, даже если они не всегда понятны.

   Кроме того, вопрос не сводится к простому переводу богослужения на русский язык или к новой редакции славянского текста. Речь должна идти о более глобальной задаче, стоящей перед Русской Православной Церковью, в первую очередь перед ее богословами. Эту задачу сформулировал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий IÏ

Славянский язык не для всех понятен: поэтому многими литургистами нашей Церкви давно уже ставится вопрос о переводе всего круга богослужебных текстов на русский. Однако попытки перевода богослужения на современный разговорный язык показали, что дело не исчерпывается только заменой одного словарного состава на другой, одних грамматических форм на другие. Литургические тексты, употребляемые в Православной Церкви, являются наследием византийской древности: даже переведенные на современный язык, они требуют от человека специальной подготовки… Поэтому проблема непонятности богослужения не исчерпывается только вопросами языка, которые, безусловно, должны ставиться и решаться. Перед нами более глобальная, поистине миссионерская задача — научить людей понимать смысл богослужения.

   Одним из средств для выполнения этой миссионерской задачи является новая редакция славянского текста богослужения. Дело, начатое накануне Поместного Собора 1917—1918 годов, должно быть продолжено. Святейший Патриарх Алексий II по этому поводу говорил:

…Мы должны думать о такой организации богослужебной жизни Церкви, которая позволила бы оживить просветительский и миссионерский элемент этой жизни. В данной связи мы обратим особое внимание на труд, начатый, но не завершенный Поместным Собором 1917—1918 годов по упорядочению богослужебной практики, и доведем до конца редактирование славянских богослужебных текстов, также начатое в нашей Церкви.

   Следует, очевидно, ставить вопрос и о том, позволительно ли хотя бы для каких–то частей богослужения, в частности для Евангелия, Апостола, Псалтири, использовать русский язык. Поместный Собор 1917—1918 по итогам дискуссии об использовании русского и украинского языков за богослужением сделал следующие рекомендации:

1) Славянский язык в богослужении есть великое, священное достояние нашей родной, церковной старины, и потому он должен сохраняться и поддерживаться как основной язык нашего богослужения;

    2) в целях приближения нашего церковного богослужения к пониманию простого народа признаются права общерусского и малороссийского языков для богослужебного употребления;

    3) немедленная и повсеместная замена церковнославянского языка в богослужении общерусским или малороссийским нежелательна и неосушествима;

    4) частичное применение общерусского или малороссийского языка в богослужении (чтение слова Божьего, отдельные песнопения и молиты, замена отдельных слов и речений и т. п.) лля достижения более вразумительного понимания богослужения при одобрении сего церковиной властью желательно и в настоящее время.

   Понимание богослужения верующими, кроме того, значительно облегчилось бы, если бы в каждом храме в свободном доступе находились сборники, содержащие основные богослужебные тексты на церковнославянском языке с параллельным русским переводом и пояснениями. Необходимо издавать таким образом текст Божественной литургии, тексты всенощного бдения, богослужения главных христианских праздников, чинопоследования крещения, брака и других Таинств. Эти тексты должны иметься в храмах в больших количествах, чтобы каждый желающий узнать смысл богослужения мог следить за службой по книге.

Литургический церемониал. Архиерейское богослужение

   Православное богослужение отличается от инославного не только своей продолжительностью и богословской насыщенностью, но и богатым литургическим церемониалом. Бытует мнение, что этот церемониал устарел, не соответствует современности, требует упрощения. Пышности православного ритуала противопоставляется простота и доходчивость протестантских богослужений. Некоторые считают архиерейскую службу в Православной Церкви слишком помпезной. Однако Православная Церковь не предпринимает никаких реформ, которые упростили бы литургическии церемониал или сделали архиерейскую службу менее торжественной. Напротив, для православной традиции характерно представление о том, что если в быту архиерей может быть скромным и непритязательным, то при совершении богослужения он должен представать во всем благолепии архиерейского сана. При этом такие литургические атрибуты, как дорогое облачение, драгоценные камни на митре или жезле, дикирий и трикирий, воспринимаются как относящиеся не к личности архиерея, а исключительно к его высокому сану.

   Православному богослужению чужда всякая искусственность; в нем нет и не должно быть ничего театрального, зрелищного. Детально разработанное чинопоследование архиерейской службы призвано не развлекать верующих и не отвлекать их от молитвы, а, наоборот, вовлекать их в теургическую мистерию небесной Евхаристии. В православном богослужении все символично, иконно, знаково: не только иконостас и церковное пение, но и весь богослужебный чин, весь так называемый церемониал. Когда на малом входе один за другим из алтаря выходят иподиаконы, диаконы и священнослужители, вынося свечу, посох, дикирий, трикирий и рипиды, а архиерей в это время обращается к Богу со словами «Сотвори со входом нашим входу святых Ангелов быти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость», все это торжественное шествие является иконой, символическим изображением того величественного, сосредоточенного и благоговейного шествия Ангелов, которое сопровождает Царя славы на небесах. То же относится к великому входу, когда «Царь царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным, предходят же сему лицы ангельстии со всяким началом и властию, многоочитии Херувими и шестокрилатии Серафими»: именно «лицы ангельстии» символизируются иподиаконами, диаконами и священниками, входящими в алтарь для совершения бескровной службы.

   Великолепие архиерейского богослужения в Православной Церкви унаследовано от византийской соборной литургии и сохранило в себе некоторые элементы константинопольского имперского ритуала. В то же время в основе архиерейской службы лежит тот богослужебный чин, который старше Византии, древнее Константинополя и который восходит к первым векам бытия Церкви:

Когда литургию служит епископ, — пишет протопресвитер Александр Шмеман, — налицо и встреча его собранием, и облачение его посреди собрания, и невхождение в алтарь до малого входа, и, наконец, как бы повторное совершение им проскомидии перед малым входом… Неверно думать, что все это возникло из особой «торжественности», свойственой архиерейской службе, против которой иногда раздаются голоса ревнителей «первохристианской простоты». Как раз наоборот, архиерейскач служба гораздо более сохранила… и форму, и дух ранней евхаристической практики, и сохранила именно потому, что в ранней церкви именно епископ был обычным предстоятелем евхаристического собрания.

   К сказанному можно добавить, что архиерейское служение само по себе является литургической школой для тех, кто в нем участвует, в особенности для иподиаконов. Перед каждой службой они обязаны тщательно прогладить архиерейское облачение, подготовить дикирий и трикирий, другие священные предметы, позаботиться о встрече архиерея: все это является частью священнодействия, своего рода иподиаконской проскомидией. От того, как ведут себя иподиаконы во время архиерейской службы, во многом зависит ее общее настроение и то впечатление, которое она оставляет на верующих. Иподиаконы — отнюдь не слуги архиерея, они служители Бога вышнего: об этом должны помнить и они сами, и архиерей, и духовенство, и верующие. Подобострастное отношение к архиерею как к «начальнику» должно всячески пресекаться этим последним: иподиаконов надо прежде всего учить благоговейному отношению к Богу, Церкви и алтарю. Архиерей должен быть для своих иподиаконов не требовательным и придирчивым начальником, а отцом и учителем, благодаря которому и через сослужение которому — а не просто прислуживание — они вводятся в мистические глубины литургии, приобщаются к тайнам Царства Божия.

Богослужебные круги и богослужебные книги

   В основе православного богослужебного круга лежит идея сочетания четырех литургических кругов, каждый из которых формировался на протяжении многих столетий: суточный, седмичный, годовой неподвижный и годовой подвижный. Эти круги регулируют литургическое время Православной Церкви подобно колесам в механических часах.

   Суточный круг включает в себя богослужения полунощницы, утрени, первого, третьего, шестого и девятого часов, вечерни, повечерия и Божественной литургии. Главными богослужебными книгами для совершения этих чинопоследований являются Часослов и Служебник. В них содержится основной каркас каждой из служб, включающий в себя те молитвы и песнопения, которые остаются неизменяемыми в течение каждого дня на протяжении года. На этот каркас нанизываются тексты и песнопения из других книг, в зависимости от сочетания конкретного дня с другими богослужебными кругами. Для архиерейского богослужения используется книга под названием Чиновник, содержащая тексты литургий, чинопоследования хиротоний, освящения храма и других священнодействий, совершаемых архиереем.

   Седмичный круг богослужения регулируется книгой Октоих. В основе Октоиха лежит система, в соответствии с которой богослужение разделено на восемь гласов (система осмогласия). Каждый из гласов представляет собой собрание текстов, а также особый набор мелодических формул, при помощи которых эти тексты могут быть распеты. В течение одной недели звучит один глас, в течение следующей — другой и так далее. Через восемь недель осмогласный цикл повторяется.

   Неподвижный годовой круг, ориентированный на солнечный календарь, включает в себя праздники и памяти святых, приходящиеся в каждом году на один и тот же день. К числу великих праздников неподвижного годового круга относятся, в частности, Рождество Христово, Богоявление, Сретение Господне, Преображение, Рождество и Успение Пресвятой Богородицы. Дата празднования памяти большинства святых тоже имеет фиксированный характер. Богослужения неподвижного годового круга регулируются Минеей праздничной и Минеями служебными (12 томов, по числу месяцев).

   Что же касается подвижного годового круга, ориентированного на лунный календарь, то в него входит весь цикл богослужений Великого поста, праздника Входа Господня в Иерусалим и Страстной седмицы, а также весь пасхальный цикл, включая праздники Пасхи (Воскресения Христова), Вознесения Господня и Пятидесятницы. Тексты богослужений Великого поста и Страстной седмицы содержатся в Триоди постной, а тексты богослужений пасхального цикла в Триоди цветной.

   Существуют также круги церковных чтений, включающие в себя регулярное чтение священных книг Ветхого и Нового Заветов. Наиболее часто в церкви читается Псалтирь: помимо того что в каждое богослужение включены определенные псалмы, вся Псалтирь целиком должна прочитываться за богослужением в течение недели, а в Великом посту — дважды за неделю.

   Четыре Евангелия целиком прочитываются на Божественных литургиях в течение года: с этой целью Евангелие поделено на «зачала» — небольшие тематические отрывки. Чтение Евангелия от Иоанна начинается на литургии первого дня Пасхи и заканчивается на литургии праздника Пятидесятницы. В период от Пятидесятницы до Воздвижения читается Евангелие от Матфея, от Воздвижения до предпостовых седмиц — от Луки, в Великом посту — от Марка.

   В течение года за литургией прочитываются также все остальные книги Нового Завета кроме Апокалипсиса. Из ветхозаветных книг в церкви, преимущественно во время Великого поста, читаются книги Бытия, Иова и Премудрости Соломоновой. В некоторые праздничные дни читаются также специальные тематические подборки паремий (фрагментов из Ветхого Завета): их бывает от 3 до 15.

   Богослужение каждого конкретного дня строится с учетом сочетания упомянутых богослужебных кругов и кругов чтений из Священного Писания. Так, например, если память какого–либо святого выпадает на четверг, то богослужение составляется из Часослова, службы Октоиха (четверг того гласа, на который выпала память святого) и Минеи месячной, содержащей богослужение в честь святого. При этом чтений из Апостола и Евангелия может быть два — одно «рядовое» (положенное по календарю на данный день), другое — посвященное празднуемому святому. Если праздник Благовещения Пресвятой Богородицы выпадает на один из дней Великого поста, то для богослужения, помимо Часослова, Апостола и Евангелия, необходимы также Минея, где содержится служба Благовещению, и Триодь постная, содержащая службу данного дня Великого поста. Правила соединения различных по содержанию служб содержатся в Типиконе.

   Столь сложная, казалось бы, система организации богослужения (на освоение этой системы у студента духовной семинарии уходит несколько лет) является плодом многовекового развития. Наше описание основных особенностей православного богослужения будет предварено краткой историей формирования суточного, седмичного и годового богослужебных кругов.