VII. О ДНЕ ПРАЗДНОВАНИЯ ПАСХИ И ЦЕРКОВНОМ КАЛЕНДАРЕ

Согласно Евангелию от Иоанна, Господь был распят в день иудейской Пасхи, которая пришлась в тот год на пятницу. А в первый день недели (называемый сейчас воскресеньем), еще до восхода солнца, гроб Его был пуст.
Пасха праздновалась с вечера 14 нисана[104]. Однако древние принципы ее вычисления остаются не совсем ясными. Известно только, что праздник ориентировали по первому весеннему полнолунию. В связи с этим была сделана попытка установить, когда именно в правление Пилата (26–36 гг.) это полнолуние падало на пятницу. В результате получили две даты: 3 апреля 33 года и 7 апреля 30 года. Первая дата сразу же вызвала сомнения. Поскольку Христос родился за 6–7 лет до н.э. (см. прим. 45), то в 33 году Ему должно было быть уже 40 лет, что противоречит свидетельству Луки: «Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати» (3, 23). Следовательно, наиболее подходящая дата Распятия — 7 апреля 30 года, а Воскресение, таким образом, должно быть отнесено к 9 апреля.
Первохристианские общины были не в состоянии установить даже такую, далеко не абсолютную датировку. Поэтому единственным указанием для них служила иудейская Пасха, в дни которой Господь был распят и воскрес. Христиане–евреи, соблюдавшие этот ветхозаветный праздник, соединили его с воспоминанием о Воскресении Христовом, сохранив для праздника старое название — Пасха.
Этот обычай прочно укоренился в церквах Сирии, Месопотамии и во многих Малоазийских общинах. Однако в Риме, Александрии и во всех Западных церквах возникла иная традиция. Праздник (удержавший наименование Пасхи) был отнесен к первому воскресению после еврейской Пасхи. Это расхождение привело к печальным последствиям. Более полутора столетий «пасхальные споры» терзали христианский мир (см.: Евсевий. Церковная История, V, 23–24). Каждая община хотела сохранить свои исконные традиции, но все чувствовали ненормальность расхождения (в то время, когда одни праздновали Воскресение Христово, у других был еще Великий пост). Поскольку Запад ориентировался не на полнолуние, а на весеннее равноденствие, разрыв в сроках доходил порой до месяца.
Отцы 1 Вселенского Собора пытались унифицировать день празднования Пасхи. Хотя подлинный текст соборного решения до нас не дошел, основные принципы его можно уяснить из других документов (см.: прот. Л. Воронов. Календарная проблема. — Богословские Труды. Вып. 7. М., 1971, с. 177). Было признано необходимым принять общий день праздника для всей Церкви, следуя александрийской традиции: Пасху приурочить к первому воскресному дню после весеннего равноденствия (для северного полушария) и одновременно поставить в зависимость от весеннего полнолуния. Расчеты осложнило требование, чтобы новозаветная Пасха не зависела по сроку от иудейской (Деяния Вселенских Соборов. Т. 1, с. 181). В Средние века это требование истолковали в том смысле, что праздники не должны совпадать ни при каких обстоятельствах (см.: Д. П. Огицкий. Канонические нормы православной пасхалии. — Богословские Труды. Вып. 7, с. 206).
Все эти оговорки и условия мешали отрегулировать общецерковную пасхалию вплоть до IX века. А в XV веке, после реформы папы Григория XIII, который заменил юлианский стиль — новым, снова возник календарный разрыв (на этот раз между Восточной и Римской Церквами[105]).
Реформа папы была вызвана тем, что юлианский календарь отстает от реального года (на одни сутки за каждые 128,2 года) и Пасха должна будет со временем переместиться с весны на лето, а потом и па осень. Григорианский же стиль свел отставание до одних суток в 3300 лет.
Вопрос о календаре, в сущности, вопрос научный, входящий в компетенцию математиков и астрономов. Как справедливо указывал проф. Д. П. Огицкий, «канонических правил о календаре не существует» (Д. П. Огицкий. Проблема церковного календаря. — Богословские Труды. Вып. 4. М., 1968, с. 111). Поэтому в XX веке большинство православных церквей, хотя и не приняло западной пасхалии, перешло на григорианский стиль (для «непереходящих» праздников). Была предпринята такая попытка и в Русской Православной церкви. Однако патриарх Тихон, пожелавший в 1923 году ввести новый календарь, столкнулся с упорной оппозицией церковных масс и отменил свое решение[106].
Причин оппозиции можно назвать немало: страх перед новшествами, неприязнь к «гражданскому» стилю, бедствия, вызванные «обновленческими» раскольниками, которые перешли на григорианский календарь. Порядок старого церковного года («индикта») казался незыблемым; в крестьянском быту он тесно сросся с приметами того или иного сезона[107]. Многие люди были уверены, что праздник, сдвинутый на 13 дней, — уже не настоящий праздник. Еще до революции, когда вставал вопрос о календаре, ряд ученых и богословов защищали старый стиль, указывая на стройность и законченность структуры «индикта» (см.: А. Н. Зелинский. Конструктивные принципы древнерусского календаря. — В кн.: Контекст 78. М., 1978, с. 62–135).
В наши дни отказ от григорианского стиля мотивируют тем, что он сам нуждается в реформе. Сейчас международная комиссия работает над новым «Всемирным календарем», и только после его введения будет иметь смысл вплотную подойти к пересмотру и унификации календаря церковного.
Подводя итог, можно сказать, что, несмотря на желание обособиться от ветхозаветного праздника, пасхалисты удержали иудейское правило «рассчитывать» Пасху, и это породило множество осложнений.
Что же касается наличия двух календарей, то здесь следует видеть одно из печальных последствий раскола христианского мира. В настоящее время представители Церквей Востока и Запада прилагают немало усилий для того, чтобы преодолеть, как календарные расхождения, так и сам раскол, нарушающий волю Христа Спасителя.