КАТЕХИЗАЦИЯ КАК ВОСПИТАНИЕ

I. 
Когда мы говорим о катехизации, необходимо всегда иметь в виду, что научение истинам веры имеет в Церкви прежде всего прикладное назначение. Цель катехизации — не просто сформировать интеллектуальное мировоззрение, но главным образом, научить, как правильно жить христианской нравственной духовной жизнью. В этой связи мне запомнились несколько моментов из недавних текущих событий.
На Круглом столе по проблемам катехизации, состоявшемся в конце прошлого года в Даниловом монастыре, протоиерей Димитрий Смирнов подчёркивал, что катехизация в наше время обязательно должна научать людей, во–первых, христианскому милосердию, а во–вторых — стяжеваемому христианином в процессе исполнения евангельских заповедей опыту благодати. О. Димитрий с болью говорил, что по этим параметрам не только многие миряне, но и — как он сказал — больше половины священнослужителей не имеют понятия, что такое христианство.
На прошлой неделе я выступал на молодёжной миссионерской конференции в Москве. Я, в частности, говорил о том, что христианство не может ограничиваться только храмом; полнота христианской жизни должна ощущаться христианином во всякий момент его жизни, а не только тогда лишь, когда он в составе прихода участвует в богослужении. После этих моих слов я получил записку, в которой задавался недоуменный вопрос: как же возможна религиозная жизнь вне прихода? И что это такое — полнота жизни во Христе?
И ровно год назад, в этих стенах, возражая мне на схожий тезис, один батюшка, лидер некоего молодёжного московского объединения, говорил: «что это вы призываете к жизни во Христе? Для большинства людей это — абстракция. Людям это непонятно. Нужно начинать с понятных вещей — любви к родине, и т. п.»
Евангелие даёт нам универсальный критерий на все времена и для всех обстоятельств: по плодам их узнаете их (Мф. 7, 16). Если известнейший пастырь сетует, что нужно обучать людей таким вещам, которые должны быть основой их жизни — ибо что за христианин без милосердия и опыта благодати?, если люди не понимают, что такое — полнота жизни во Христе, и даже священники говорят о жизни во Христе как об «абстракции» — то приходится сделать печальный вывод: сегодняшняя катехизация своих задач не выполняет. Несколько мыслей на тему — почему так происходит, предлагаются вашему вниманию.
II.
Прежде всего необходимо отметить, что дать пережить человеку ту полноту жизни о Христе, о которой я говорил, разумеется, не по силам никакому катехизатору. Это тайна личных взаимоотношений человеческой души и Бога. Но катехизатор может (и должен) обращать внимание новоначального христианина на то, что этот опыт, или, говоря словами святителя Феофана Затворника, богообщение, должно составлять смысл и цель христианской жизни. Вот слова святителя: в «живом, внутреннем, непосредственном общении Бога с человеком и человека с Богом и есть его последняя цель» (Начертание христианского нравоучения, М. 1895, стр. 34). Ссылаясь на свт. Василия Великого и преп. Макария Великого, свт. Феофан отмечает, помимо прочего, одну принципиально важную вещь. «Неверно, если бы кто стал думать», пишет он, «что когда богообщение поставляется последнею целью человека, то человек сподобится его после, в конце, например, всех трудов своих. Нет, оно должно быть всегдашним, непрерывным состоянием человека, так что, коль скоро нет общения с Богом, коль скоро оно не ощущается, человек должен сознаться, что стоит вне своей цели и своего назначения. Состояние, в котором человек сознаёт, что Бог истинный есть его Бог, и сам он есть Божий, то есть говорит в сердце своём Богу: Господь мой и Бог мой (Ин. 20, 28), как Апостол Фома, и к себе самому: Божий есмь, Божий есмь (Ис. 44, 5), — такое состояние есть единое истинное состояние человека, есть единый решительный признак присутствия в нём начала истинно–нравственной и духовной жизни (выделено мною. — И.П.) (там же, стр. 36). 
Если мы возьмём сегодняшнюю приходскую катехизацию, то есть — проповеди с амвонов, редкие поучения приходящим креститься или венчаться, занятия в воскресных школах или на курсах со взрослыми людьми, то мы увидим, что вопрос богообщения катехизаторами если и ставится, то уж во всяком случае не как основной. По идее, система катехизации должна иметь именно богообщение центральным своим пунктом, и исходить из того, чтобы христианин был подведён к тому, чтобы опытно вкусить его. Для этого нужно, наряду с научением православной вере, дать человеку навык поучения в Священном Писании в духе Церкви, приучить, если можно так выразиться, «обращаться с Таинствами», научить молитве, а главное — во главу угла поставить повседневную нравственную евангельскую жизнь: дать людям понять, что есть грех, что происходит от человеческого естества, а что — от благодати Божией.
Наша катехизация расставляет другие акценты. На первом месте у нас стоит церковно–обрядовая дисциплина (архим. Амворсий Юрасов: утр.веч.молитвы, субб.воскр.праздники в церковь ходить, перед–и послеобеда помолиться — всё, ты уже «церковный человек»), далее мы раскрываем теоретические преимущества Православия перед всем прочим, далее мы включаем в церковное научение посторонние, не имеющие отношения к Церкви политико–идеологические соображения, и так далее. Что же касается богообщения, то наличествует даже и опасение — не прелесть ли это, да мы все грешные и недостойные, и т. п. В объяснении же собственно духовной жизни мы ссылаемся на святоотеческие книги, и часто за древней письменностью не видим современного человека, каков он есть.
Собственно говоря, речь здесь идёт об экклезиологии, учении о Церкви. Церковь — богочеловеческая реальность, единственная цель и задача которой — приводить людей в соединение с Богом. Неуспех наших катехизационных усилий кроется, на мой взгляд, именно в том, что мы представляем новоначальным христианам несколько иной взгляд на Церковь, смещаем экклезиологические акценты. Вот несколько вещей этого рода, на которые мне хотелось бы обратить ваше внимание. Если современная катехизация, осознав их, сможет избегать, то, я думаю, наша деятельность будет гораздо более успешной.

 

III.
Одна из актуальных проблем неверного восприятия Церкви, и, следовательно, неверного подчас церковного научения — это то, что протопресвитер Александр Шмеман называл «номинализмом». Что это значит в контексте наших размышлений? Люди видят, что Церкви в её наличной жизни свойственны ровно те же немощи, что и нашему социуму, а именно — меркантилизм, отсутствие общественного интереса, упадок культуры, нравственная релятивизация — нетерпимость, непорядочность и проч. Какова наша, так сказать, «катезизическая реакция» на эту критику? В какие бы слова эта реакция не облачалась, сводится она к двум вещам: 1) хоть мы и грешные и немощные, но Церковь сама по себе свята и непорочна, 2) а то, что люди этого не видят и не ощущают — их вина.
Действительно, богословски рассуждая — наши грехи не умаляют святость Церкви. Но мы с вами ведём речь о катехизации как о воспитании, а не погружении в глубины теоретического богословия. С точки же зрения воспитания — церковной действительности прямо касаются слова св. апостола Иакова: как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва (Иак. 2, 26). Апостолы настаивают на том, чтобы вера наша выявлялась делами (Иак. 2, 18), действовала любовью (Гал. 5, 6). Христиане призваны к тому, чтобы сокровище их веры, пусть несовершенно, пусть немощно, но тем не менее выявлялось в жизни и было видно людьми: так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5, 16). У нас же получается так: спрятавшись за удобное учение о том, что, независимо от того, что мы грешны, Церковь всё равно свята — мы аннулируем нравственную энергию, и направляем наши жизненные силы на то, чтобы хорошо устроиться в мире сем, в результате чего мы и не отличаемся нисколько от падшего социума. Получается, что сокровище Церкви у нас хранится, но в жизни (в жизни не частного христианина, а именно общецерковной) не реализуется. Это и есть номинализм — отрыв идеи от её воплощения. Православная Церковь содержит полноту истины, но она не раскрывается в нашей жизни.
По сути, этот номинализм приводит к трём вещам: 1) учению о невидимой Церкви, которое мы осуждаем у протестантов (понятно, о чём речь: видимая церковь — такая же, как социум, а все богословские определения о святости и проч. относятся к такой Церкви, какую никто не видит); 2) практической (то есть — воспитательной) констатации того факта, что мы, составляя Церковь, на деле мало ей причастны, ибо наша церковность реализуется не в её сути, не в богообщении, а во внешних вещах; и 3) оправдание этого положения, то есть — аберрация нравственной адекватности. Мы не возмущаемся этим, а успокаиваем себя, что «мы — люди грешные»…
Люди внешние всё это видят, и не верят нам. Не приучившись нашей этой вот нравственной аберрации, когда мы живое непосредственное нравственное чувство аскетически «отсекаем» как падшее и подменяем его церковным номинализмом, люди видят разрыв между проповедью и её реализацией. Я обращаю на это ваше особое внимание. Если говорить о катехизации как о воспитании, то воспитатели должны являть зримый пример того, к чему мы людей призываем. Пока же добросовестному катехизатору приходится предупреждать людей, чтобы они были готовы, что в церковной действительности они не встретят того, о чём говорят книги Св. Писания и Св. Отцов, а встретят ровно то, что наличествует в обществе, и что Церковь на словах осуждает.

 

IV.
Вторая проблема касается формальной стороны катехзизации. Церковная жизнь происходит не в башне из слоновой кости, не в воздушном замке, но в конкретном социальном, общественном и культурном контексте. Миссия и катехизация — та сфера деятельности, которая наиболее тесно соприкасается с особенностями «текущего момента» истории. Этого не понимают многие «охранители», ругающие миссионеров и катехизаторов за их поиски современного языка проповеди и адекватных форм общения с социумом, который — хотим мы этого или нет — является для нас данностью. По представлениям этих охранителей, миссия и катехизация должны быть столь же неизменными, как церковные каноны. Но те, кто миссией и катехизацией занимаются, не могут не чувствовать и не понимать того, что благовествование сегодня уже не может уместиться в рамках благочестивой православной лексики. Задача современной катехизации — чтобы истины Евангелия и традиции Церкви были восприняты не абстрактными жителями некоей идеальной «Святой Руси», а нашими реальными соотечественниками — отвязной и развращённой молодёжью, циничными политиками, прагматичными бизнесменами, погружёнными в быт домохозяйками и так далее. 
Но, увы, очень часто наша катехизация сводится только и исключительно к лексике. Главное — православно говорить. Приведу пример с всемирно известной реабилитационной программой 12–ти Шагов. Она возникла в Америке в 30–е годы, и наиболее широко известна сейчас всем как сообщество Анонимных Алкоголиков. Программа эта очень успешна, мало того, она служит реальному воцерковлению многих людей. Священноначалие положительно отнеслось к опыту сотрудничества Церкви и Анонимных Алкоголиков; многие монастыри и храмы, по благословению Патриарха, открыли группы самопомощи, работающие по 12–шаговым программам. Но вот, так сказать, на «среднем» церковном уровне это благое начинание встречает значительное сопротивление. Почему? Объяснение простое: лексика неправославная. Многие батюшки и активные миряне не дают себе труда разобраться по существу, а смотрят сразу: из Америки? значит, заведомо плохо (лампочками Эдисона, впрочем, все пользуются); «Анонимные Алкоголики», «программа», «группы самопомощи», «Высшая Сила» — да как–то это не звучит по–русски… вот если бы назвать, скажем, «Безымянные Винопийцы», или чтобы люди, только что выбравшиеся из канавы, обращались к Богу, Которого они ещё не знают, исключительно как «к Господу и Богу и Спасу нашему Иисусу Христу, не во двою лицу разделяему, но во двою естеству неслитно познаваему», и никак иначе — всё будет в порядке, никто не придерётся… И так во многом.
Так вот, нельзя сводить Православие к лексике. Это с воспитательной точки зрения неверно. Люди внешние смотрят: живут православные так же, как и все, но очень борются за слова; значит, вся сила Православия — в словах… Вот такому представлению не должно быть места в деле катехизации, а охранители должны понимать, что миссионер и катехизатор имеют право на некое «пространство риска», чтобы быть адекватными сегодняшнему дню и сегодняшним людям. Катехизация не должна превращаться в словарь архаических выражений; говорить с людьми нужно так, чтобы они получили православный жизненный ответ на их сегодняшние нужды. Это ставит перед нами вопрос написания современных книг и пособий для катехизации — деятельность, к которой мы ещё, по сути, не приступали, но уже — давно пора.

 

 

 

V.
Итак, что нам делать, чтобы наша катехизация осуществляла себя именно как воспитание? Во–первых, каждому катехизатору необходимо озаботиться о том, чтобы драгоценная истина Православия выражалась в его жизни. Во–вторых, на мой взгляд — чуть меньше проповеди обрядов, дисциплины, исторической значимости земной Церкви и т. п., и гораздо больше внимания — Евангельской нравственности и повседневной духовной жизни. Наконец, в общем деле церковного просвещения — реализовывать катехизацию прежде всего как научение истинной жизни во Христе — в добре и милосердии, как освобождение человека от безумных и злобных стихий мира сего. Наконец, катехизация должна открывать людям Православие (ещё раз подчеркну — современным языком и адекватно сегодняшнему дню) не как отвлечённую доктрину, и не как всего лишь былое и нуждающееся в реанимации наследие народной жизни и не как перемещение в виртуальное прошлое. Подлинное православное христианство — это то, что реально, именно сегодня, даёт благодатную силу жизни людям, величайшая драгоценность на земле, вселенская неотмирная истина, путь к бессмертию и счастью во Христе, к единственно достойному человека существованию. Именно об этом мы должны свидетельствовать своей жизнью и словом проповеди.